В Риме Кристине была устроена триумфальная встреча. Карету и украшения улиц, по которым она должна была проехать, делали по эскизам самого Бернини. Живя в известном палаццо Фарнезе, а затем в палаццо Корси- ни, экс-королева, знавшая восемь языков, писавшая стихи и сведущая в алхимии, основала даже свою академию. Она была страстной театралкой, состоявшей в любовной связи с одним певцом-кастратом, рядилась в мужское платье и могла забавляться, к примеру, стрельбой из пушки. На её приёмах собирались разные европейские знаменитости.
Кристина протежировала сына своего бывшего придворного архитектора Никомедуса Тессина Младшего, приехавшего обучаться в Италию. Не подлежит сомнению, кто рекомендовал его Бернини. Об этом вспоминал он сам: «…благодаря протекции и рекомендациям королевы Кристины у меня постоянно был доступ к кавалеру Бернини и кавалеру Фонтано, которые были в это время самыми знатными в архитектуре».
Занявший вакантный шведский престол Карл X фактически все шесть лет своего правления провоевал. Подобно Густаву Адольфу, им были вывезены немалые художественные ценности, на сей раз из Дании и Польши. Потом ими воспользовалась молодая вдова короля Хедвиг Элеонора («королева Довагер»), которая, как пишет Г. Альм, «принадлежала к истинно просвещённым государственным деятелям«. Овдовев, она прожила ещё более полувека и «стремилась привить культурные идеалы молодой великой державы новому поколению властителей, в чём в значительной мере и преуспела».
Её главным увлечением стало строительство и украшение дворцов. Именно ей обязан возникновением «шведский Версаль» — Дроттингхольм, Был приобретён и перестроен Ульриксдаль. Решение о немедленном сооружении Королевского дворца в Стокгольме взамен сгоревшего замка Тре Крунур также приняла она, опекавшая тогда юного внука — Карла XII. «Проект строительства нового королевского дворца, памятника шведскому великодержа- вию, имел слишком большое значение, чтобы старая королева отказалась от личного участия в нём. Можно только предполагать, какие важные разговоры велись между королевой и архитектором и как при этом сотрудничестве проект принимал окончательную форму».
Благодаря Хедвиг Элеоноре развернулись таланты архитекторов Тессинов. Вдовствующая королева покровительствовала и тому, кого называют «отцом шведской живописи» — Давиду Клёкеру (Эренстралю). Эренстраль, помимо барочных аллегорических росписей во дворцах и храмах, делал портреты, изображения зверей и птиц на фоне сельского ландшафта.
Преемник Карла X, Карл XI, не меньше Вазы и его преемников находил поддержку в народе. «Традицій… закрепила за Карлом XI — диктатором-скопидомом — прозвище «Крестьянского короля» и «Серого плаща»… будто бы незаметно посещавшего жилища бедняков». Он «не стал военачальником, как его отец и сын, а сделался специалистом по административным и финансовым вопросам». В результате редукции поземельные доходы короны возросли с 5 до 7 миллионов. Это позволило, в частности, начать перестройку главной резиденции монарха — Королевского дворца в Стокгольме. Весьма далёкий от искусства, будучи «и не особенно падким на строительство», в дела построек он, однако, вмешивался. Например, он убедил Тессина Младшего сделать в королевской церкви в Кунгсёре не деревянный, как проектировал архитектор, а каменный купол.
Карла XII, противника нашего Петра Великого, теперешние шведские авторы обвиняют в национальной катастрофе и даже сравнивают с Гитлером. Однако это, несомненно, фигура выдающаяся. Приведём объективную характеристику шведского же историка И. Андерссона; «Он был совершенно уникален по своей религиозной вере… в своё призвание, моральному догматизму, ярко выраженному математическо-логическому таланту шахматиста, по своей замкнутости,,. по своей воинственности, такой же всепоглощающей, какой у его отца была любовь к финансам… В простом синем мундире, в высоких ботфортах и с огромной шпагой, он всегда находился впереди своих войск, без парика, без всякой пышности, подтянутый, скупой на слова… Духовная культура того времени находит своё лучшее выражение в области практики, в самой жизни, для науки, литературы, искусства было мало простора» — Так или иначе, занятость военными делами не мешала Карлу субсидировать и держать под контролем сооружение Королевского дворца. Даже после поражения под Полтавой, будучи интернирован турками в Бейдерах, он просматривал присылаемые ему чертежи, «осведомлялся о положении дела и показывал при этом… особенную заинтересованность в чисто художественных вопросах» 8.
Многими подчёркивается непосредственное влияние Карла на облик дворца. Согласно тому же И. Андерссо- ну, дворец «отмечен печатью фантастики и строгости, подобно личности самого короля» — Другой автор, находя, что здесь «голые стены и прямые профили отражают дух Карла XII», утверждает, что тот «настаивал на чистоте стиля, а также наложил ограничение на использование скульптуры в оформлении замка». Последнее подтверждено столь компетентным учёным, как Альм: «Карл XII не проявлял никакого интереса к скульптуре и поэтому зачёркивал на чертежах всё скульптурное убранство. В частности, король отказался поместить конную статую Карла XI в центре внутреннего двора, мотивируя это тем, что её установка нарушит принцип перспективы, предусмотренной архитектором в проекте». Заметим, подобное решение мог принять лишь монарх, понимающий толк в архитектуре и уважительно относившийся к замыслу зодчего.
После проигрыша Северной войны, крушения великодержавна и наступления «эры свобод» в сфере культуры происходило много важного. Именно в данный период возникла Королевская академия наук, чьим первым президентом был великий ботаник и зоолог Карл Линней. В 1735 г. французом Гййомом Таравалем основывается школа живописи, в 1765 г. реорганизованная в Академию художеств. Отдельные живописцы-шведы, такие как портретист Александр Рослин, достигли самого высокого европейского уровня и с успехом работали за границей. С 1737 г. в Стокгольме выступала первая национальная труппа актёров. В это же время творили поэты Г, Ф. Крейц и Г. Ф. Юлленборг. Вся шведская культура начала испытывать воздействие идей Просвещения.
Не весь этот подъём связан с меценатством королей, являвшихся тогда фигурами довольно бесцветными. Однако жена Адольфа Фредрика I Луиза-Ульрика, сестра знаменитого Фридриха II Прусского, образованная, хорошо знакомая с Вольтером, с которым переписывалась, «была женщина, всегда знающая, что ей нужно, и идущая прямо
Луиза-Ульрика собирала не только картины. Она была библиофилкой. Знатный англичанин, посетивший Дроттингхольм, был поражён дворцовой библиотекой, содержавшей книги по любым отраслям знания, и особенно тем, что это библиотека женщины. Рядом с библиотекой были комнаты с коллекциями монет, минералов, кабинет естественной истории, который устраивал королеве Карл Линией, вперёд». Получив от свёкра бывшее собрание картин Карла Густава Тессина, увлечённо занялась коллекционированием. Её тонкий архитектурный вкус отразился в таких постройках, как Китайский павильон и театр в Дроттингхольме.
Эти качества перенял сын Луизы-Ульрики, Густав III, «самый большой покровитель искусств в шведской истории». «Он питал личный жгучий интерес практически ко всем жанрам искусства». Конечно, для короля-эстета это во многом служило средством восстановления абсолютной монархии, возвеличивания собственной персоны10.
Ещё кронпринцем Густав в свою большую заграничную поездку 1770-1771 гг. подпал иод сильное французское влияние. «Честолюбивый монарх, он хотел стать великим королём, как его идеалы Генрих IV и Людовик XIV… В 1773 г. он ввёл формальный этикет двора Версаля в Стокгольме… Только благодаря Густаву III с его любовью к фантазии, театру и церемониям можно было перенести этот этикет в Швецию». У мемуаристов есть подробные описания церемоний одевания и выхода короля, действительно достойных Людовиков.
Да, всё поведение Густава было несколько театрализованным. Позёр, он «хотел блистать подобно героям французских классических трагедий». Во время русскошведской войны король даже «воспроизвёл в жизни, верный своему историческому романтизму, сцену из написанной им оперы «Густав Ваза», обратившись в одежде далекарлийца с церковного холма в Муре с речью к народу». Ярый противник Великой французской революции, он добивался, чтобы командование союзными армиями для вторжения во Францию было поручено не кому иному как ему.
Как бы ни оценивать личность Густава, им учреждены Шведская академия (1786), в задачу которой входила организация литературных конкурсов, Академия музыки. Открыты королевские оперный и драматический театры в Стокгольме, устроен театр в Грипсхольмском замке, доведён до высокого совершенства дротгингхольмский театр. Король «видел в театре способ достигнуть более широкой публики, чем та, что будет восприимчивой к печатному слову; и его цели были не только культурными, поскольку он хорошо знал и о потенциальной ценности пропаганды со сцены». Сочиняя, как и Екатерина II, пьесы, Густав также вкладывал в них свои политические идеи.
При написании он прибегал к помощи крупного поэта, сочетавшего в своём творчестве классицизм и романтизм, — Ю. X. Чельгрена, Однако, как ни удивительно, Густав благоволил и совсем иному’ по характеру поэту — К. М. Бельману, песеннику-барду, ведущему кабацкий образ жизни. Бельман даже сподобился от него синекуры — места секретаря королевских лотерей.
Король бью ценителем не только театра, поэзии, музыки, но и изобразительного искусства. Густав до того увлекался живописью, что и на войну обязательно брал с собой художника-баталиста, Унаследовав хорошую коллекцию картин от своей матери, король в 1779 г. купил ещё 24 у саксонской семьи Бергсхаммеров, в том числе работы Рембрандта и его школы. Под конец жизни Густава собрание составляло приблизительно 300 полотен. Важно, что король старался знакомить со своими приобретениями для начала хотя бы избранную публику. В дальнейшем же намечал сделать всю коллекцию собственностью государства.
Зимой 1783-1784 гг. Густав путешествовал по Италии. Официально — для поправки здоровья, а на деле ради встреч с искусством. За месячное пребывание во Флоренции он посетил галерею Уффици 15 раз! В Риме король часто ходил в новооткрытый Ватиканский музей Пио- Климентино. При новогоднем визите туда его гидом был сам папа. Густав пленялся античностью не в одном Риме, но также в Неаполе, Помпеях, Пестуме. Упрочилось его намерение создать королевский музей в Стокгольме, причём теперь не столько из картин, сколько из антиков. При посредничестве Франческо Пиранези, сына известного архитектора и художника Д.-Б. Пиранези, король приобрёл статуи Аполлона и девяти муз, куплен был и ценнейший <Эндимион>. Понятно, почему Густав выдвигал своего шведского подражателя античности, талантливого ваятеля И. Т. Сергеля.
Естественно, «вкус короля во время поездки в Италию изменился или, вернее, обновился». Насколько его очаровала античность, настолько оттолкнуло всё, что ещё содержало пережитки барокко. Этот напыщенный стиль, по мнению Густава, «скорее приличествовал бы немцам, чем «стране Витрувия и Палладио ».
Король и до своего итальянского путешествия был любителем архитектуры, «имел право утверждать или отвергать строительные проекты во всём государстве.., становился главным арбитром по всем вопросам шведского вкуса ». Отныне им вынашивались далеко идущие планы — недаром из Италии он увёз с собой художника-архитектора Луи-Жана Депре. Возвращаясь через Францию, Густав чутко уловил происшедшие там стилистические изменения.
Последовал приказ состоявшему на королевской службе в Стокгольме декоратору Жану-Батисту Марелье ехать в Париж и познакомиться со всеми новациями. Монарх подготовь себе и специалиста по ландшафтной архитектуре, Фредрика Магнуса Пипера, кому поручил внедрять в Швеции английские сады. Впрочем, обосновано полагают, что дроттингхольмский пейзажный парк король эскизировал сам и Пипер не имел свободы рук.
В трудные последние годы своего правления Густав вообще «искал утешения в строительстве». Чем больше становилось политических проблем, тем больше затевал король по части архитектуры. Создавалась новая загородная королевская резиденция Хага. Уже разбивался пейзажный парк, были заложены фундаменты дворца. А пока Густав довольствовался там павильоном, где, приезжая, сиживал в уединении.
Работы были прерваны гибелью короля. Символично, что пуля настигла на маскараде в стокгольмской опере — одном из любимейших мест его времяпрепровождения.
Намерения Густава III насчёт создания музея были посмертно реализованы. Мешали слухи, что Лувр французскими революционерами преобразован в общедоступный музей — совпадение могло взволновать умы. И всё же осенью 1794 г. «тихо, без церемоний» густавианские коллекции в Королевском дворце открылись, как гласила надпись на плите над входом, «с тем, чтобы быть полезными и служить украшением обществу в целом». Музей явился своеобразным мемориалом Густаву, который был одновременно «холодный макиавеллист и благородный герой».
Кончина Густава явилась ударом по шведской артистической жизни. Лишь прибытие в Швецию в качестве наследного принца Бернадота дало «дыхание свежего воздуха». Популярности вчерашнего наполеоновского маршала не препятствовало даже то, что он так и не осилил шведский язык.
Автор новейшего путеводителя утверждает, будто Бернадот, сделавшийся королём Карлом XIV Юханом, «прославился в новом отечестве как любитель парадов и выдающийся бабник». Парады он, понятно, любил, а своими архитекторами делал военных инженеров (Фредерик Блом, получивший от него звание полковника). Вместе с тем, пишет X. Грот, основатель новой шведской династии «столь же сильно желал продвигать искусства, как любой монарх». Но картины покупал «больше с энтузиазмом, нежели с проницательностью». А выстроил лично для себя, не считая королевского дворца в Христиании (Осло), лишь загородный дворец Розендаль.
Последующие Бернадоты ограничивались частичными переделками интерьеров сооружённых до них дворцов.
