Блестящая архитектура Нидерландов

Антверпенская ратуша
Антверпенская ратуша

По блестящему определению Н. Л. Крашенинниковой, «… зодчество Нидерландов то монументально, то интимно, то аскетически строго, то фантастически богато декором. Но оно и очень цельно, поскольку накладывает на все общую печать практической и деловой заинтересованности, самоутверждения ощутившего свою силу народа». Это можно дополнить словами К. О. Гартмана: «Ни в одной стране расцвет и укрепление буржуазии не нашли такого яркого выражения, как здесь. Даже башни соборов порой назывались муниципальными и в них хранили важнейшие документы».

Старонидерландская архитектура самобытна, конечно, не только в социально-функциональном, но и художественном аспектах. В местных храмах влияние, шедшее из Франции, Германии, Англии, в большей или меньшей степени перерабатывалось. Им присущи несколько грубоватая монументальность, тяга заказчиков и строителей к крупномасштабным формам, соревнование в высоте храмовой башни, частое использование круглых столбов, деревянных перекрытий при общей для фасадов и интерьеров декоративной сдержанности.

Что касается гражданского зодчества, от торговых рядов и беффруа — до жилища, то оно создавало произведения безусловно самостоятельные, по своему уровню сопоставимые разве что с Италией. При этом старонидерландские мастера сумели до конца использовать творческий потенциал готики, а затем по-своему интерпретировать черты Ренессанса и маньеризма.

Архитектура и живопись Старых Нидерландов «для обеих культур — и победоносно завершившей буржуазную революцию Голландии, и для Фландрии, оставшейся под испанским гнетом… имели основополагающее значение, предопределяя дальнейшее развитие эстетических поисков». Более того, приобрели общеевропейское значение.

Еще до разделения страны антверпенская ратуша стала образцом того же назначения зданиям в Германии. Для строительства ратуши города Эмден был выписан из Антверпена архитектор Лауренс ван Стенвинкел. В дальнейшем нидерландское воздействие прослеживается во Франции (фасады домов на площади Вогезов в Париже), Англии (некоторые корпуса лондонского дворца Хемптон Корт — работа знаменитого К. Рена), Швеции.

Ратуша в Антверпене

Возведена К. Флорисом в 1561—1565 гг. (какие-то дополнения или переделки проводились в 1584 г.). Четырехэтажная, на едином рустованном этаже-цоколе, с использованием ордера по всей протяженности двух основных этажей, но при сильном выделении центральной части. Она не только образует ризалит, но вместо простых прямоугольных окон прорезана более широкими арочными (их балконы ограждены изящными балясинами). В простенках — несколько раздвинутые пары колонн, которым соответствуют тех же ордеров — дорического (второй этаж) и ионического (третий) — пилястры боковых частей фасада.

На уровне четвертого этажа, слева и справа решенного наподобие подкровельной лоджии, центр принимает вид самостоятельной пышной ступенчатой декорации. По краям — обелиски на ярусных постаментах с гербами, герб выведен и посередине. Выше динамичные скульптуры взмахнувших палицами кентавров и, наоборот, спокойно-величавых грифонов  играют роль волют, что еще теснее связывает ярусы. Грифоны приданы башенке, чье двойное окно в арке обставлено атлантами-гермами (обнаженные торсы на суживающихся книзу пилястрах). В качестве завершения — треугольный фронтон с возлежащими на нем фигурами и вознесенный на ступенях пьедестала и шаре позолоченный орел.

Здание выдержано в ренессансных формах с определенной примесью маньеризма, ощутимой в скульптуре и отдельных архитектурных деталях. О средневековой традиции напоминает лишь кровля, принявшая неподобающий классической лоджии характер навеса.

«В целом это сооружение воспринимается не только как здание городского совета, но как памятник могущества Антверпена… как свидетельство величия Нидерландов в период их общего подъема».

Характерные для Нидерландов красно-белая кладка, торцовые щипцы и целый ряд декоративных деталей, да и восьмериковые башенные объемы станут в копие XVII в. одним из важнейших источников так называемого московского или нарышкинского барокко на Руси. Достаточно назвать трапезную Симонова или надстройки башен Новодевичьего и Донского монастырей, Сухареву башню в Москве, колокольню церкви Иоанна Предтечи в Толчкове, прозванную «ярославской Голландией. Верх Утичьей башни Троице-Сергиевой Лавры прямо выводят из ратуши Маастрихта. Не приходится говорить, насколько высоко ценил голландскую архитектуру Петр Великий, столь многое из нее целенаправленно внедрявший в Петербурге. В Голландию на учебу он отправил И. К. Коробова, И. Ф. Мичурина, выросших потом в крупных русских архитекторов.

Таким образом, при изучении истории архитектуры Старые Нидерланды должны занимать подобающие им важные и почетные страницы.

«Всем хорошо известно, как по-христиански и добро мы за время нашего управления обращались со всеми вами и с нашим дорогим отечеством…». С такими словами основатель независимого Королевства Швеция Густав Ваза обращался к своим подданным, сравнивая себя как патриархального вождя народа с Моисеем и Давидом.

Поистине «личная судьба молодого, мало кому известного шведского дворянина… слилась с судьбой его народа». До того как прийти к власти, он вынес массу опасностей и приключений. «Впоследствии народная фантазия и поэты создали вокруг его имени целую героическую сагу, рассказывающую о переодетом в крестьянское платье беглеце в круглой широкополой шляпе.

В первую половину его царствования Вазе многое угрожало из-за предпринятой им конфискации церковной собственности. Была и оппозиция дворянства. Более того, те же далекарлийские крестьяне, которым Густав был обязан победой в национально-освободительной борьбе, трижды поднимали мятежи. И если со всем этим король сумел справиться, то потому что являлся «блестящим демагогом, умевшим действовать с помощью как верного психологического расчёта, так и силы своего темперамента и не в малой степени — своего исключительного обаяния». Превосходный оратор, он часто выступал на народных собраниях (тингах) и ярмарках. Простонародье хотело слушать только его. Очень действовала угроза, что он откажется дальше быть королём. Крестьян Ваза поучал и в многочисленных посланиях, обнаруживающих несомненный литературно-публицистический дар.

«Он знал, как обогатиться. Начиная политическую карьеру, он владел лишь двадцатью дворами. Перед смертью у него их было более пяти тысяч». К тому же, Густав «не делал особых различий между своей личной собственностью и собственностью короны» и был по-настоящему рачителен. «Ничто не ускользало от его внимания — ни излишняя склонность какого-либо фогда к пиву, ни небрежное отношение крестьян к своему хозяйству», что уменьшило бы налоговые.

Будучи, как видим, образцовым помещиком в масштабе государства,. Проводя в Швеции Реформацию, он закрыл единственный в стране Уппсальский университет. Для него это было не более чем одиозное папистское учреждение. При нем ломали церкви ради сооружения укреплений. Уничтожалось многое из художественного убранства храмов — как, впрочем, и в других протестантских государствах. Но у Вазы доходило до того, что пергаменты старинных рукописей употреблялись для переплёта денежных счетов.

Тем не менее, несправедливо утверждать, будто Густаву были чужды какие-либо интеллектуальные запросы. Общение с такими выдающимися церковно- реформационнымн деятелями и литераторами, как Олаус Петри и Лаврентий Андреэ, безусловно, сказалось на короле. Новый Завет, а потом и Библия были переведены ими на шведский язык с его одобрения.

Ваза выписывал из Германии и других мест зодчих, строивших ему замки: Грипсхольм, Кальмар и другие. Он обладал, хотя и скромной, коллекцией живописи. Инвентаризация 1529 г. зафиксировала в Грипсхольме 30 картин. К 1547 г. число их увеличилось до 92. Среди них — «Лукреция» Лукаса Кранаха Старшего (ныне в Национальном музее в Стокгольме).

Сын Густава Вазы от первого брака Эрик XIV — личность шекспировского звучания4. «Он был наделён самыми различными талантами и был самым образованным в европейском смысле слова человеком в Швеции». Эрик хорошо рисовал, музицировал и даже был композитором, увлекался астрологией.

Не уступал Эрику по культурности и сводный брат, его свергнувший и заточивший. Юхан III имел «склонность к теологии… большой интерес к эстетике и истории — эта сторона его характера выявилась в его любви к строительству и памятникам»5. В этом смысле на Юхана влияла и супруга, Катерина Ягеллоника, происходившая из знаменитой миланской фамилии Сфорца.

Младший сын Густава Вазы Карл IX политически также опирался на крестьян. По психологическому воздействию на толпу он напоминал своего отца, но успел проникнуться и теориями Макиавелли. Внешнеполитическая конфронтация привела к тому, что юному преемнику, IV- ставу II Адольфу, он оставил в наследство три войны.

Задачи, которые с самого начала пришлось решать новому королю, сделали его в итоге великим военным реформатором XVII столетия. Ещё в детстве он обнаружил «глубокий ум, отличную память и пылкое воображение». К 12 годам овладел пятью иностранными языками (латинским, датским, немецким, французским, итальянским), позже изучал польский и русский. Ксенофонт, Сенека и Гуго Гроций были его любимыми авторами. Любил историю и называл её «наставницей жизни».

Оттого Густав Адольф, проведя большую часть жизни в походах и битвах, не был только полководцем. Он как правитель немало занимался и вопросами культуры. Был восстановлен Уппсальский университет и основан другой — в завоёванном Дерпте. Среди трофеев короля всегда почётное место занимали произведения искусства, которые он спешил отправить в Швецию. Так, по его приказу в соборе Майнца был демонтирован алтарный триптих Матиаса Грюневальда6. Большое число картин доставили в Стокгольм из Мюнхенской галереи. Но самые крупные такого рода трофеи (около 470 картин и множество скульптур) поступили уже после Густава Адольфа, когда шведское войско в 1648 г. хозяйничало в Праге.

Королевский двор преображался: обязывало наступившее великодержавие. «Когда умер Густав Адольф, Государственный совет мог вынести решение не приглашать на похороны иностранцев, так как «если они приедут к нам, то увидят нашу нищету». Теперь Швеция должна была во что бы то ни стало блистать пышностью двора. В этом большую роль сыграла королева Кристина, «которая сама устанавливала придворный этикет и церемониалы… Она ввела празднества, где литература и музыка, рыцарские забавы в средневековом духе и балеты в континентальном стиле занимали огромное место… Выступали комедианты и музыканты со всей Европы… там же творили лучшие композиторы Италии и Германии». Добавим, что Кристина предоставила убежище гонимому у него на родине великому философу Декарту. В то же время при ней выдвинулись и значительные представители национальной культуры, например, учёный-энциклопедист и «отец шведской поэзии» Георг Шсрнъёльм.

Кристина являлась, безусловно, подлинной ценительницей изящного. Впрочем, она не сохранила для Швеции многое из того, чем владела, подарив испанскому королю известный диптих Дюрера «Адам и Ева», а португальскому — шедевр Гольбейна. После своего отречения (1654) увезла с собой в Рим большинство работ итальянских мастеров. Личность этой королевы, тайно принявшей католичество и добровольно отказавшейся от власти, представляется эксцентричной и доныне несколько загадочной.

город Эмден
город Эмден