Страстные отношениях Ле Корбюзье с Нью-Йорком — это на самом деле затянувшаяся на 15 лет попытка перерезать пуповину. Несмотря на его яростные нападки на Нью-Йорк, Ле Корбюзье втайне подпитывается из этого резервуара прецедентов и моделей. Когда он наконец «предъявляет» свой антинебоскреб, то напоминает фокусника, который случайно выдал секрет своего фокуса: он заставляет американский небоскреб исчезнуть в черном бархатном мешке собственной спекулятивной вселенной, подсыпает туда немного джунглей (то есть природы в ее самом чистом виде), встряхивает несовместимые компоненты в параноидальнокритическом цилиндре фокусника и — алле-оп! — вынимает оттуда горизонтальный небоскреб — своего картезианского кролика.
В результате этого фокуса и манхэттенский небоскреб, и тропический лес превращаются в нечто совершенно неузнаваемое: небоскреб — в картезианскую (= французскую = рациональную) абстракцию, джунгли — в ковер зеленой растительности, который, как предполагается, должен связать картезианские небоскребы между собой. Обычно после подобного параноидально-критического изъятия каких-либо моделей из их естественной среды похищенные вынуждены проводить остаток своей жизни в чужом обличье. Однако суть нью-йоркских небоскребов в том, что они уже и так наряжены в костюмы. Раньше европейские архитекторы пытались придумывать для них более удачные наряды, но Ле Корбюзье догадался, что единственный способ изменить небоскреб до неузнаваемости — это раздеть его. (Раздеть силой — это, разумеется, хорошо известный полицейским способ прекратить дальнейшее сопротивление преступника.)