В храмах Альберти более всего нравится, когда «пол исчерчен линиями и фигурами, относящимися к музыке и геометрии», то есть опять отвлеченность. Но, говоря о полах в частных домах, он считает вполне допустимым иллюзионистические и натуралистические мотивы. «Мы видели на полах нарисованную гибкую траву, перевитую волнистыми завитками. Бывало, что посредством мраморной мозаики создавали в спальнях видимость постланных ковров. Другие усыпали пол украшениями в виде венков и веток. Превозносили выдумку некоего Соза, устроившего в Пергаме пол, на котором казались лежащими остатки трапезы, — вещь вполне уместная в столовой». Точно так же при отделке стены частных домов «ни один живописный замысел не будет приятнее и желаннее, чем изображение каменных колоннад».
Таким образом, по мере движения от храмов к светским общественным постройкам, от светских общественных построек к частным домам и виллам, все более начинают превалировать изобразительные мотивы. В частных зданиях, где допустимо «отклонение от строжайшего закона очертаний, установленного для зданий общественных», оправдана для Альберти изобразительно-скульптурная трактовка архитектурных элементов, их антропоморфизация, тогда как в храмах решающими являются более абстрактные моменты «долговечности» и «устойчивости». «И как красиво бывало, — пишет он, — когда искусные мастера при входе в столовую по бокам дверей помещали огромные статуи рабов, поддерживающих на голове притолоку, или ставили в портиках, особенно в садах, колонны, походившие на стволы деревьев с обрубленными сучьями… Или вместо капителей делали корзинки, полные свисающих гроздьев и плодов, зеленеющую вершину пальмы, клубки змей, сплетающихся в разнообразных извивах, орлов, машущих крыльями, или, наконец, лики Горгон с враждующими между собою змеями и другое подобное, о чем слишком долго было бы распространяться».
Если общественные здания «должны быть вечными», то, наоборот, жилище частного человека погружено в круговорот времени. Отсюда внимание Альберти к зимним и летним помещениям виллы, к смене времени года, к распределению света и тени в разное время дня. Сквозь окна портика виллы «можно, любуясь, впивать в себя и солнце, и дуновение ветерков в зависимости от времени года », — говорит Альберти. Одни здания, по его классификации, созданы для необходимости, другие — для удобства, третьи — для наслаждения, точнее, для наслаждения в разное время дня и года.5
Temporum voluptas отличает частные здания от общественных. Вот почему здесь, в отличие от общественных зданий, «кое в чем» можно «действовать и более вольно», «отклонение от строжайшего закона очертаний, установленного для общественных сооружений, оказывается иногда приятным в частных». Мы видели, какие это законы, когда говорили об архитектурной геометрии Альберти и об его эстетике геометрических фигур. Живая, свободная линия, пленительное разнообразие — все это признаки частного здания в отличие от строгости и правильности зданий общественных. Показательно, что и в чисто литературном отношении заметна существенная разница между частями трактата, посвященными храму, и частями, посвященными вилле. Описание виллы более красочное и картинное, здесь нет пропорций, нет «архитектурной геометрии». Куски трактата превращаются здесь порою в привлекательную идиллию. Вилла трактуется живее и поэтичнее, храм — суше и стилизованнее. По существу, мы так и не узнаем в точности, что же за храм описывает Альберти, языческий или христианский.
И вместе с тем храм оказывается тем общим прототипом, из которого по аналогии выводится вся вереница прочих общественных сооружений.6
