Особенности развития капитализма в России, где сохранялись значительные пережитки предшествовавшей ему эпохи, объясняют, почему модерн здесь сосуществовал с ретроспективными течениями в архитектуре, которые вступали с ним то в борьбу, то в своеобразный симбиоз. Но в отличие от архитекторов-стилизаторов XIX в. русские архитекторы начала XX в. заботились о чистоте стиля своих построек, о выразительности их облика, о связи с новой функционально-конструктивной стороной сооружений, что заставляло их более глубоко и всесторонне изучать архитектуру прошлого — итальянский ренессанс, русский классицизм, древнерусскую архитектуру, интересуясь прежде всего целым, а не деталью, общим, а не частным. Они старались не только перенести в свои здания формы архитектуры прошлого, но и освоить принципы архитектуры взятых за образец источников и понять то, что делало ее произведения выразительными и наделить этой выразительностью свои постройки. Поэтому правильнее их работы этого периода называть не стилизаторством, а стилизацией.
Это совпадало и с пробуждением интереса к вопросам художественной формы в русской литературе и изобразительных искусствах конца XIX — начала XX вв. Общество «Мир искусства» не только пропагандировало новейшее западное искусство и русское искусство XVIII — начала XIX в., но и ставило вопросы о мастерстве художника, о причинах выразительности его произведений (порой в ущерб их содержанию). Исследования по теории архитектуры наряду с более глубокими, чем раньше, трудами по истории архитектуры, особенно отечественной, все чаще выходили в свет. «История русского искусства» И. Грабаря и «Историческая выставка архитектуры 1911 года» раскрыли русским архитекторам глаза на игнорировавшиеся ранее стороны и этапы развития русской архитектуры. Вместе с тем на страницах архитектурной печати обсуждались вопросы новой архитектуры, связанной с новым назначением зданий и строительной техникой (например, в журнале «Зодчий» статьи А. Барышникова и А. Степанова о промышленной архитектуре, В. Некрасова и А. Кузнецова об эстетических достоинствах железобетона, книги В. Апышкова «Рациональное в новейшей архитектуре», П. Страхова «Эстетические задачи техники»).
В теоретических высказываниях отражалась и борьба архитектурных направлений, процесс разделения единой до того специальности архитектора — на архитектора-ху- дожника и гражданского инженера, особенности развития архитектуры в различных областях и национальных окраинах Российского государства и т. д. В целом же для теории архитектуры конца XIX — начала XX вв. был характерным нарастающий интерес к архитектурно-художественной стороне сооружений, к возможностям создания новой, не похожей на прежнюю, архитектуры, вытекающей из современного назначения построек и прогрессивной строительной техники, к проблеме создания иной, чем существующие, стилевой системы.
Возникновение нового стилевого направления в архитектуре России этого периода в основе своей также связано с изменениями в самой структуре капитализма, т. е. с превращением его в монополистический. Происходившее в это время исключительное по своей интенсивности и объему строительство городов, фабрик и жилищ было вызвано в первую очередь социально-экономическими преобразованиями. И, как на грани перехода от феодализма к капитализму, во второй половине XVIII в. пытались создать «организованное» в то время «просвещенным» абсолютизмом общество, так и теперь появились попытки создания «организованного» государством капитализма. Эта иллюзия заставляла верить в иллюзорную возможность изобретения какой-то новой стилевой системы.
Конец XIX —начало XX вв. (до 1917 г.) характеризуется сложными, весьма противоречивыми процессами поисков нового стиля. Стилизаторство второй половины XIX в. к концу его стало мешать при проектировании зданий новых типов. Все более и более проявлялось несоответствие его архаических приемов характеру построения новых архитектурных организмов. Композиционные схемы зданий прошлого трудно было навязывать сооружениям иного назначения и масштаба. Огромные размеры универсальных магазинов, операционных залов банков, дебаркадеров вокзалов или многоячеистая структура доходных жилых домов, не имевших прецедента в прошлом, не вмещались в традиционные композиции. Начавшийся в это время процесс известной упорядоченности типологических схем и конструктивных систем многих до того разнообразных типов зданий, введение новых, более специализированных и механизированных методов организации строительных работ и энергичное утверждение в это время рационалистических приемов в архитектуре находились в противоречии с эклекти- чески-стилизаторским архитектурно-художественным обликом зданий. Целесообразность и логика прогрессивных конструкций требовали иной архитектурной системы и прежде всего установления известного единообразия в стилевой направленности архитектуры. Становилось все яснее, что если не удастся восстановить утраченное единство между функцией, конструкцией и эстетикой архитектуры, то нужно хотя бы привести в систему ее художественные средства и осмыслить их в соответствии с новыми рационалистическими и идейно-художественными требованиями. К тому же буржуазия в это время уже не считала необходимым рядиться в чужие одежды и хотела иметь свой собственный архитектурный стиль.
Поиски его сопровождались появлением и борьбой различных архитектурных направлений— от строго рационалистических до крайне ретроспективных. Пересмотру старых позиций, критике стилизаторства и усилению борьбы направлений в архитектуре способствовало и то, что в это время усилилось и приняло более организованный характер общественное движение среди архитекторов. Теперь, как правило, единомышленники архитектурных направлений входили в общества и другие объединения, регулярно обменивались мнениями. На разного рода съездах, собраниях и конгрессах как внутри страны, так и международного характера они отстаивали свою направленность, выпускали журналы, сборники, ежегодники. Все это способствовало единению и консолидации сил, помогало им более четко проводить свою линию, решительнее и целеустремленнее отстаивать свое кредо. Так, в 1892, 1895, 1900, 1911, 1913 гг. состоялись съезды русских зодчих (ранее в России такие съезды не созывались).
Россия второй половины XIX — начала XX в. представляла собой многонациональное государство — Российскую империю, в состав которой входили: Украина, Белоруссия, Польша, Кавказ, Туркестан (Средняя Азия) и другие так называемые национальные окраины, поэтому неоднородна была и ее архитектура. Однако при известных различиях, вызванных сложившимися местными этническими, экономическими и социальными условиями, в целом архитектура всех районов России проходила в это время (хотя и не всегда синхронно) сходные этапы развития, обусловленные общностью этапов исторического развития капитализма в России и сильным влиянием русской архитектуры.
Развитие капитализма в пореформенной России характеризовалось двумя, тесно связанными между собой процессами: дальнейшим ростом уже сложившихся капиталистических отношений и распространением их на новые территории с сохранившимися патриархальными, феодальными отношениями. Первый процесс В. И. Ленин называл развитием капитализма вглубь, второй — вширь. Первый особенно проявился в центральной России и на ее западных окраинах, прежде всего в Прибалтике и Польше, второй— на Кавказе и в Туркестане (Средней Азии).
Одним из центров капитализма в пореформенной России стала Прибалтика, промышленность которой развивалась как составная часть общероссийской капиталистической системы в непосредственной связи с ростом петербургского промышленного района. Наиболее быстро развивалась капиталистическая промышленность в Латвии и Эстонии, особенно после упразднения в 1877 г. цехового устройства. Крупные прибалтийские города, связанные с внутренними районами развитой железнодорожной сетью и являвшиеся портами, имели большое значение во внешней торговле России. Стилевая направленность их архитектуры была под большим влиянием традиций средневековой западноевропейской архитектуры, что сказалось в преимущественной стилизации здесь романских и готических мотивов.
Наиболее сильно развитие капитализма проявилось в экономике Украины, имевшей огромные природные богатства. Здесь после реформы 1861 г. высокими темпами растут тяжелая и угледобывающая промышленность (особенно в Донбассе и в Криворожье) и торговля, что вызвало строительство десятков крупных металлургических заводов в Екатеринославле (Днепропетровске), Каменке (Днепродзержинске) и других городах, новых шахт в Донбассе и других предприятий, а также железных дорог, связывающих промышленные и торговые центры Украины и центра России и составлявших около 25% общей сети Российской империи.
Сходные с Украиной черты имело социально-экономическое развитие Белоруссии и Литвы, где, однако, преобладала капиталистическая система земледелия и связанная с ним промышленность. Закавказье же все более превращалось в рынок сбыта и сырьевую базу для российской капиталистической промышленности, чему способствовало сооружение в 70—80-х годах закавказской железной дороги. Даже в горных районах, к которым прокладывались дороги, капитализм преодолевал вековую замкнутость, создавая новые рынки для товаров. Русских и иностранных капиталистов привлекали богатейшие месторождения нефти в Баку и на Северном Кавказе (Грозном), залежи медной руды в Армении, марганца в Грузии. Туркестан (Средняя Азия), включившийся в общероссийскую капиталистическую систему позднее, явился в основном рынком сбыта и сырьевой хлопковой базой текстильной промышленности. Поэтому рост капиталистических отношений и сопровождающий их рост городов происходил здесь с запозданием.
Неравномерность развития отдельных частей страны усилилась с переходом к империализму. В России особенно велик был разрыв между немногими высокоразвитыми отраслями производства и в целом отсталой промышленностью. Рядом с крупными индустриальными районами продолжали сохраняться огромные территории, на которых только совершался переход от патриархально-феодальных отношений полунатурального хозяйства к капитализму в его домонополистических формах. Политика национального угнетения, проводимая царизмом, задерживала экономическое и культурное развитие народов, входивших в империю. Но, несмотря на гнет царизма и во
преки ему, экономическое сближение национальных окраин с великорусским центром имело важные прогрессивные последствия.