На острове посреди нового «Руинного» пруда поднялась «Руина», имитировавшая археологические остатки настоящего греческого храма-периптера. На одной из самых высоких точек местности был построен великолепный мраморный Бельведер в виде греко-римского храма (арх. А.И. Штакеншнейдер по рисунку Николая I, 1851-1856).
Наконец, еще одна группа петергофских построек этого времени была построена в русском стиле. На небольшом холме, среди лугов и рощиц была воздвигнута церковь Св. царицы Александры (арх. А.И. Штакеншнейдер, 1851-1853) в русско-византийском стиле, представлявшем своеобразный сплав каменного узорочья XVII века с формами древней русской архитектуры ХII-ХVI веков. В разных местах новых парков появились деревянные «сельские» домики, мельница, караульни и т. д., построенные в подражание швейцарским шале и русским крестьянским избам с крылечками и наличниками, украшенными пропильной резьбой.
Все это многообразие дворцово-парковых построек раскинулось в пространстве лугов и полей с живописно расположенными деревнями Костино, Олино, Сашино, Мишино и другими, названными в честь детей императора, распланированными и построенными по новым образцовым проектам, так же в русском стиле (архитекторы Е. Ган, И. Комаров, И. Чудинов, К. Поварнин)156. Это пестрое разнообразие вызывало у современников ощущение бесконечности Петергофской усадьбы. «В Царском и в Петергофе по утрам можно было видеть большой запряженный фургон, нагруженный кипящим самоваром и корзинами с посудой и с булками. По данному сигналу фургон мчался во весь опор к павильону, назначенному для встречи. Ездовые с развевающимися по ветру черными плюмажами скакали на Ферму, в Знаменское, в Сергиевку предупредить великих князей и великих княгинь, что императрица будет кушать кофе в Ореанде, на Мельнице, в Избе, в Монплезире, в Хижине, в Шале, на Ферме, в Островском, на Озерках, на Бабьем гоне, на Стрелке, словом, — в одном из тысячи причудливых павильонов, созданных для развлечения и отдохновления императрицы баловством ее супруга…», — вспоминала фрейлина А.Ф. Тютчева.
Представленное в Петергофе архитектурное разнообразие сразу фиксировало все вновь появлявшиеся архитектурные пристрастия своего времени. Причем это было не просто разнообразие отдельных построек разных времен и народов, а именно формировавшееся в те годы многостилье, позволявшее совершать воображаемые путешествия по наиболее привлекательным в глазах человека николаевского времени местам мира. По свидетельству вдумчивой участницы петергофской придворной жизни «Императрица проводит все свои дни и вечера в перекочевках из Греческого павильона на Итальянскую веранду, из Швейцарского шале в Русскую избу, с Голландской мельницы в Китайский киоск; вся царская семья и весь двор вечно в движении и носятся за ней по этим увеселительным местам».
Приведенный перечень показывает, что по-прежнему высоко ценимыми оставались образы античной архитектуры, однако, по сравнению с классицизмом рубежа веков, предпочтение отдавалось не знаменитым шедеврам античности (Пантеону, Термам и т. д.), а архитектуре городского и загородного жилища, многообразные примеры которого предоставляли помпейские раскопки. Появился интерес к народному итальянскому жилищу и более поздних эпох. Петергофские павильоны на Царицыном и Ольгином островах, а также Озерки отражают именно эти пласты искусства Италии.
Тема античных загородных вилл дополнялась «сельской» темой. Интерес к народной архитектуре проявился в иных стилистических предпочтениях Петергофского ансамбля. Швейцарское шале, всевозможные деревянные рубленые караулки, Никольский домик и, наконец, петергофские деревни, проекты которых были выполнены на основе традиционного русского деревянного дома, позволяют говорить о несомненном интересе к русскому народному жилищу.
Необходимость перепланировки и переноса петергофских деревень (Теполовой, Мелкаловой, Лукколовой, Миллюзи, Кабацкой, Бабигон, Какушкиной, Пороловой, Маркеловой), расположенных на возвышенности Бабигонских высот, к югу от новых парков, была вызвана частыми их пожарами. Любопытны проекты новых петергофских деревень, выстроенных в 1848-1852 годах у самой границы новых Петергофских парков и соединявших еще классицистические планировочные принципы с образами традиционного дома.
При их проектировании сразу ставилась задача создать их по образцу Царскосельских. Примером служила деревня Глазово около Павловска. Первой деревней, построенной по образцовому проекту в 1844-1848 годах, стала деревня Луизино. Ее постройки расположились по дуге, обращенной к близлежащему Александрийскому парку; в центре дуги был вырыт пруд, необходимый в противопожарных целях.
