Роль в архитектуре Иль-де-Франса

Не менее существенно отличалась во второй половине XII века и политическая роль Иль-де-Франса от той, которую он играл в 30—40-х годах. Тогда домен, хотя он и принадлежал французскому королю, сюзерену французских герцогов и графов, и даже, в силу сложности феодальных правовых отношений, сюзерену над некоторыми территориями империи и английского королевства, имел всего лишь местное значение. Он был фактически только областью среди других областей Франции, небольшим феодальным владением, окруженным гораздо более обширными и богатыми владениями. Во второй половине XII века, несмотря на то что границы домена почти не расширились, его статус коренным образом изменился. Он в глазах современников стал государством, монархией среди других монархий. Параллельно с усилением власти императора в Священной Римской империи и английского короля в этот период происходило усиление французской королевской власти. Оно осуществлялось, правда, не за счет территориальной экспансии или наращивания военной и экономической мощи, а посредством роста влияния короля во Франции и его морального и политического авторитета в Европе. В это время французская королевская власть стала наряду с императорской и английской королевской властью равноправным творцом европейской политики. Знаменательно, что Третий крестовый поход (1189—1193) совершался силами этих трех государств и при личном и совместном участии их правителей — императора Фридриха I Барбароссы, французского короля Филиппа II Августа и английского короля Ричарда Львиное Сердце. Как свидетельство становления французской государственности показателен и тот факт, что французский королевский двор, прежде кочевавший в своих владениях по замкам, городам и монастырям, подобно императорскому и английскому дворам, во второй половине XII века в отличие от них обрел постоянное местопребывание — Париж, который и сам король, и современники во всей Европе стали рассматривать как столицу французского королевства.

Уже упоминалось парадоксальное высказывание А. Фосийона по поводу новаторских ансамблей 40-х годов: «Готика — это романика Иль-де- Франса». Фосийон имел в виду, что у Иль-де-Франса не было своей романской «школы», и эта область вступила на историческую арену сразу с готической программой, которая, однако, осуществлялась, как и романские художественные программы, лишь в пределах области. Во второй половине XII века развитие, начатое в 40-х годах, продолжалось по-прежнему на той же небольшой территории. Тем не менее создававшиеся там здания с четырехъярусной структурой стены не были, как, впрочем, и здания первоначального этапа, региональным явлением, подобным романским архитектурным школам, где определенный тип здания складывался стихийно, под воздействием местных условий и традиций. В отличие от таких региональных вариантов строительство соборов и церквей с характерной четырехъярусной стеной главного нефа в королевском домене и поблизости от него имело скорее политический смысл. Оно знаменовало собой возросшие амбиции французских королей, заключавшиеся в период правления Людовика VII (1137—1180) и в первые два десятилетия правления его сына Филиппа II Августа (1180—1223) главным образом в стремлении усилить свое политическое влияние на прилегающие к домену территории соседних графств, а также окружить неким ореолом само понятие французской королевской власти.

Чтобы убедиться в существовании связи между амбициями королей и строительством больших и сложных по архитектонике храмов, достаточно рассмотреть, что представляли собой города, где во второй половине XII века возникали такие храмы. Из этих городов только два — Париж и Сан- лис — находились внутри границ королевского домена, в то время как Нуайон, Реймс, Лан и Суассон располагались за его пределами, на территории графства Шампань. Обычно строительство соборов в этот период объясняют энтузиазмом, охватывавшим горожан после того, как им удавалось получить хартию коммунальных вольностей. Действительно, все эти города, за исключением Парижа, еще в первой половине XII века стали коммунами. Но кроме них в северо-восточной Франции появилось тогда большое количество коммун, в том числе и в епископских городах, однако там вовсе не думали о строительстве новых соборов. Они воздвигались в городах, которые в силу тех или иных причин могли возвысить в глазах современников престиж французской королевской власти. Так, собор в Париже с самого начала мыслился как собор столицы французского государства; его строительство составляло часть обширной градостроительной программы, обусловленной этим новым статусом Парижа. Нуайон, хотя он и находился вне пределов королевского домена, также заслуживал того, чтобы в нем был построен большой и представительный собор, так как с этим городом была связана славная страница французской истории. Там Карл Великий получил титул короля франков. Привлечь внимание к этому городу и к этому факту было особенно важно в период, когда идеологи французской королевской власти стремились доказать ее преемственность от императорской власти Карла Великого и вслед за германскими императорами провозглашали «Renovatio imperii Caroli magni» целью французских королей.

Реймс играл важную роль в политической жизни французского королевства уже потому, что там находился один из четырех архиепископских престолов, существовавших на территории Франции. Но Реймс занимал особое положение и среди архиепископских городов, так как его собор был традиционным местом коронаций французских королей. Однако во второй половине XII века в Реймсе не стали строить новый собор и продолжали довольствоваться древним каролингским зданием, а начали в 60-х годах частично перестраивать в новом духе аббатскую церковь монастыря Сен-Реми. Для этого существовали веские основания. В церкви Сен-Реми был погребен св. Ремигий, епископ, крестивший в VI веке франкского короля Хлодвига. С этого события началась христианская история Франции. Потому св. Ремигий почитался почти так же, как св. Дионисий, патрон монастыря Сен- Дени и французского королевства. Помимо мощей св. Ремигия в церкви хранилась еще одна священная реликвия, ампула с елеем, который употреблялся для помазания французских королей, составлявшего часть коронационного обряда. Согласно легенде, ампулу принес с неба голубь, когда св. Ремигий крестил Хлодвига. Во время коронации аббат монастыря Сен-Реми переносил ампулу в собор и вручал ее реймсскому архиепископу, который и производил помазание. По свидетельству историка,3 легенда об ампуле стала пропагандироваться только с середины XII века, хотя до того ампула несколько столетий хранилась в монастыре, а о небесном посланце, принесшем ее, рассказывалось еще в житии св. Ремигия, написанном в 877 году.4 В период усиления королевской власти легенда послужила отправным пунктом для создания мифа о святости французских королей, возвышавшей их над всеми другими монархами. Благодаря почитанию св. Ремигия, усилиями которого христианство стало государственной религией франков, и ампуле с небесным елеем, делавшим французского короля в буквальном смысле слова помазанником Божиим, церковь Сен-Реми почти сравнялась в своем значении духовного оплота французских королей с церковью Сен-Дени. Вероятно, именно поэтому в Сен-Реми подверглись перестройке те же части здания, что и в церкви Сен-Дени, — хор и фасад.