В 1865 г. русское архитектуроведение констатировало «громадный шаг, сделанный нашим зодчеством за последние 20—30 лет, отделяющих нас от архитектуры предков, которая, по своей тяжести и малой приложимости к существенным потребностям жизни, кажется удаленной от нас на целые столетия» (П. Н. Петров). К 1830-м гг. относят начало перелома в архитектурном процессе и современные исследователи. Самым очевидным свидетельством перелома явилось радикальное изменение архитектуры как таковой: иными, чем в эпоху классицизма, стали города рассматриваемого периода, здания, их интерьеры, конструкции и пр. Причины преобразований и их направленность следует искать во «внеархитектурной» сфере — в совокупности требований, предъявляемых к архитектуре обществом. Россия же этого времени переживает важные перемены в политической, социально-экономической, духовной и культурной жизни.
Особый интерес для современного архитектора представляют изменения, которые произошли в сфере архитектурной профессии, т. е. в том звене архитектурного процесса, в рамках которого «внешние» силы — духовная и материальная энергия общества — реализуются в конкретных формах архитектурных объектов.
Важнейшим достижением рассматриваемой эпохи было становление нового типа архитектурного профессионализма, который впоследствии составил основу архитектурной деятельности нашего времени.
Буржуазная эпоха и особенности общественного сознания. Восстание декабристов 1825 г. отразило глубокий кризис феодально-крепостнического строя, и хотя крепостное право было отменено лишь в 1861 г., на путь буржуазного развития Россия встала именно в 1830-е гг.
Сдвиги в социально-экономической сфере и культуре России были следствием и отражением глубоких исторических изменений типа общественного сознания. Человеческая личность (а не сословная иерархия), свобода выбора (а не предустановленный обычай), наконец, разнообразие типов поведения и форм самовыражения (вместо общепринятых ритуалов) — вот ценности, доминирующие в буржуазно-демократическом обществе и направляющие его деятельность (с учетом, разумеется, ограничений, налагаемых классовым неравенством).
Новая система ценностей была подготовлена Просвещением XVIII в. и сформирована романтизмом первой трети XIX в. Полвека спустя критик В. В. Стасов с гордостью писал о своем современнике: «Он был уже не прежний человек, со спеленутым умом, со скорченным предрассудками понятием».
Своеобразным штампом в литературе этого времени стало выражение «тревожный вопрос»; к числу самых тревожных относился вопрос о человеке — его потребностях и судьбе, гражданских и человеческих правах. С ним связаны и общественно-политические движения, потрясавшие Российскую империю, и направленность русского искусства второй половины XIX в., исследующего социальные и нравственные проблемы бытия и исполненного тревогой и печалью о «маленьком человеке».
Важным стимулом архитектурного развития становится личная инициатива, поддержанная личными средствами. Так, знаменитый русский хирург Я. В. Виллие, президент Медико-хирургической академии, завещал свыше миллиона рублей на строительство в Петербурге клиники, получившей затем его имя (ныне одна из клиник Военно-медицинской академии).
Для промышленников и финансистов, заказывающих архитектору проект, существенны репрезентативность здания и его практичность. Но было бы неверно связывать их цели только с чистоганом и рекламой. Например, по инициативе и на средства барона А. Л. Штиглица, придворного банкира, миллионера, строится Санкт-Петербургское центральное училище технического рисования (ныне ВХПУ им. В. Мухиной), готовившее специалистов для художественной промышленности и учителей рисования и черчения. Училище имело сеть филиалов — классы на нарв- ских суконной и льнопрядильной мануфактурах, городские классы в Ярославле, училище в Саратове, школу в Иваново-Вознесенске и др. Сооружение училища (1879, М. Месмахер) стоило около 6 млн руб., еще миллион был завещан бароном как сумма, проценты с которой расходовались на текущие нужды училища.
П. М. Третьяков, В. А. Бахрушин, С. И. Мамонтов, С. Т. Морозов — крупные меценаты, которым многим обязана русская культура конца XIX — начала XX в.
Еще в предшествующий период стала складываться, а с середины XIX в. резко возросла практика превращения домовладения в статью дохода. Так называемые доходные дома в городах возникли в связи с ростом численности горожан и формированием «городского» образа жизни. Нанимателями были люди, живущие продажей своего труда — чиновники, инженеры, преподаватели, ремесленники, рабочие; хозяевами-заказчиками обычно выступали мелкие собственники, хотя были и очень богатые люди, владевшие десятками доходных домов, например петербургский городской голова Ратьков-Рожнов. Жилье в доходных домах резко различалось по качеству в зависимости от стоимости.
Частновладельческий заказ, в узком смысле слова, действовал в сфере проектирования особняков, вилл, дач и пр. Необходимо упомянуть также огромное по масштабам строительство, которое лишь частично попадало в руки профессионалов-архитекторов и в котором заказчик был непосредственно связан с подрядчиком-строителем или строил сам: это массовая «рядовая» застройка малых и средних городов и сел.
Расширение контингента и изменение типа заказчика по сравнению с эпохой классицизма крайне существенно для архитектуры: как никогда раньше, архитектурная среда становится отражением реальных потребностей, ценностных ориентаций и предпочтений общества, и не вообще общества, а множества социальных групп, слоев, личностей (за исключением, разумеется, беднейших и деклассированных слоев населения).
Архитектурная критика. Архитектурные предпочтения. Своеобразную роль в формировании общественного заказа в архитектуре играет интеллигенция, появившаяся на социальной арене России именно в этот период. Это прослойка людей умственного труда, не объединенная формально (сословными или иными рамками), в которую входят «все те, кто вырабатывает новые цели и знания, беря на себя роль носителей критического разума, исторического, нравственного и иного самосознания и самоизменения общества» (Л. М. Баткин).
Архитектура находится в поле пристального внимания писателей, публицистов, философов, художников, и естественно, самих архитекторов. «Инструментом» их воздействия на архитектуру становится архитектурная критика, которой русская культура до той поры практически не знала. Жанры критики разнообразны — от газетно-журнальных откликов на события архитектурной жизни до аналитических обзоров и от профессиональных экспертиз до выступлений на творческих съездах. В числе предметов критического осмысления — как достоинства отдельных зданий, так и общая направленность архитектурного процесса. Различалась и тональность текстов: от апологии до уничижительного осуждения. Это зависело от личных установок автора, поэтому использовать эти тексты при изученииистории архитектуры надо очень осторожно. (Так, известный вред архитектуроведению нанесло часто цитировавшееся замечание Ф. М. Достоевского о купце, который требует, чтобы архитектор вывел ему «дожевское окно», поскольку он «ничуть не хуже ихнего голоштанного дожа», хотя и такое, конечно, бывало.)
Общество училось понимать архитектуру и рассуждать о ней, опираясь на арсенал формальной логики, научных аргументов и литературных средств. Одновременно в профессиональное мышление входили те «тревожные» вопросы, над разрешением которых бьются интеллигенты; на этой основе архитектор формирует концепцию, т. е. программу своей деятельности. Например, архитектор М. Д. Быковский на торжественном акте в Московском дворцовом архитектурном училище (1834) утверждает: «Мы должны подражать не формам древних, а примеру их, иметь Архитектуру собственную, национальную, и да проявится дух нашего Отечества и в произведениях архитектуры!» Культ «рационального начала», идеалы гуманизма и демократизма, интерес к «мужицкой» культуре и надежды, связываемые с научно-техническим прогрессом, проникают в архитектуру, способствуя ее поступательному развитию и преодолевая известную косность прежних патриархальных взаимоотношений архитектора и заказчика.
Третья фаза охватывает условно период 1895—1917 гг. Это было очень сложное и противоречивое время в российской истории, сопровождавшееся появлением некоторых качественно новых явлений в архитектуре; согласно установившейся архитектуроведческой традиции, его следует рассмотреть более детально.
Между указанными тремя фазами есть глубокая внутренняя связь — общего в них больше, чем различий, поэтому некоторые аспекты истории архитектуры новейшего времени целесообразно рассматривать для всего периода в целом.
