Проект здания ООН знаменует последнее значительное появление мастера тьмы Хью Ферриса, которого пригласили выполнять быстрые наброски разных вариантов, предложенных консультантами. Его вера в современную архитектуру сильнее, чем когда-либо. Но несмотря на то что Феррис сознательно поддерживает проект, его искусство — подсознательно — остается критически настроенным. Бессодержательность урбанизма Ле Корбюзье никогда не разоблачалась более беспощадно, чем в скромных рисунках автопилота манхэттенизма.
При этом — словно нормальный шизофреник, каковым и полагается быть манхэттенскому архитектору, — он отчаянно пытается наполнить новые формы романтизмом и даже тайной. Его главная задача — затянуть в Феррисову пустоту даже современный урбанизм.
Он изображает проект Ле Корбюзье во мгле своей вечной американской ночи, как некую таинственную массу бетона, парящую в воздухе:
«Насколько я мог понять через переводчика (я не говорю по-французски), он требовал, чтобы здания парили…»39 Харрисон — поклонник и друг швейцарского архитектора. Его отношение, как и у Ферриса, двойственное: он всерьез обдумывает достоинства проекта Ле Корбюзье, однако убеждается, что в этом взрывном элементе анти-Манхэттена отсутствует детонатор. ООН Ле Корбюзье в конце концов не больше, чем часть перепроектированного Манхэттена, очищенного от метафорической и иррациональной заразы с помощью столь же иррациональных толкований Ле Корбюзье. Харрисон восстанавливает невинность проекта. Превращая здание ООН из теории в объект, он осторожно убирает апокалиптический напор — «стройте меня, а то будет хуже!» — и отменяет паранойю.
Ле Корбюзье пытался освободить Манхэттен от перегрузки, Харрисон избавляет Ville Radieuse Ле Корбюзье от идеологии.
В его чутких профессиональных руках абстрактная жесткость смягчается до той точки, когда весь комплекс оказывается всего лишь еще одним анклавом Манхэттена, таким же кварталом, как и другие, обособленным островом манхэттенского архипелага.
Ле Корбюзье так и не удалось проглотить Манхэттен. Манхэттенизм хоть и поперхнулся, но в конце концов сам переварил Ле Корбюзье.
«Город света», павильон «Объединенной компании Эдисона» на нью-йоркской Всемирной ярмарке 1939 года, интерьер (архитектор Уоллес К Харрисон) «Преображенный голосом с небес и непрекращающимся парадом цветов, света и звуков, этот миниатюрный город эпического размера внезапно оживает, являя совершенно новую картину Нью-Йорка, какой он есть на самом деле, — не просто масса безжизненных камней и железа, но живой, дышащий город с целой сетью железных и медных артерий и вен, где-то внутри передающих жизненно важные тепло и энергию, город с электрическими нервами, которые контролируют его движения и передают его мысли » Картонный финал манхэттенизма
