О витраже с «Древом Иессеевым», украшающем капеллу «in caput ecclesiae», Сугерий упоминает в своей книге «Liber de rebus in administratione sua gestis».76 Там же он описывает сцены, из которых складывались два других витража. Предполагают, что Сугерий имел в виду капеллу, примыкающую к осевой слева. Один витраж был посвящен жизни Моисея, но содержал в себе не повествовательные сцены, а ряд аллегорических композиций, где каждый эпизод жизни Моисея истолковывался как предвосхищение какого-либо события Нового завета. Об этом свидетельствует сохранившийся медальон со сценой Воздвижения медного змея. На спине змея, между его крыльями, водружено Распятие. Таким образом показано, что Воздвижение медного змея являло собой «префигурацию», то есть прообраз Распятия Христа, а также, что Ветхий завет послужил фундаментом для Нового. Аналогичный смысл имеет сочетание ветхо- и новозаветных образов в сохранившемся медальоне, который принадлежал другому витражу этой капеллы. Изображен в виде плоского ящика ковчег Завета, помещенный на четырехколесной тележке — «квадриге Аминадава». По краям сцены видны символы евангелистов. Позади ковчега возвышается фигура Бога-Отца, который держит перед собой крест с распятым Христом. Основание креста упирается в ковчег Завета. Каждый элемент композиции сопровождают пояснительные надписи. В патристической и средневековой экзегезе квадрига Аминадава, ветхозаветного персонажа, о котором говорится, что он перевез ковчег Завета в Иерусалим, означала церковь, а евангелисты — ее движущую силу. Ковчег Завета, окроплявшийся кровью жертвенных животных, понимался как прообраз искупительной жертвы Христа.77 Эти ветхозаветные компоненты сцены нигде больше не воспроизводились, новозаветной же ее части суждена была долгая жизнь. Вскоре после появления витража Сен- Дени фигура Бога-Отца, держащего перед собой Распятие, стала встречаться в искусстве. Дополненная изображением голубя эта композиция сделалась иконографической формулой Троицы и просуществовала затем несколько столетий.
