Древнеримские ораторы

По Квинтилиану, огпаtus — часть риторики, в которой наиболее нуждается оратор, и в украшенной речи наиболее полно выражаются его индивидуальные качества, «украшения» индивидуализируют человеческую речь. С предельной отчетливостью это выражено им же в следующих, уже приведенных мною словах: «Ideoque in omnibus gentibus alius alio facundior habetur et loquendo dulcis magis. Quod si non eveniret: omnes paces essent et idem omnes deceret at loquuntur et servant personarum discrimen».15

Древнеримские ораторы, Цицерон и Квинтиллиан, подобно греческим риторам эллинистического периода, делали из этого разнообразия формы вывод, что существует несколько родов или типов речи, по существу, не сравнимых друг с другом. «Всюду, — говорит Цицерон, — самое трудное определить форму лучшего, — форму, которую по гречески называют характер, ибо разным людям разное представляется лучшим… В живописи одних радует страшное, дикое, потаенное, мрачное, наоборот, других — блестящее, веселое, озаренное светом. Как можно дать какое- нибудь предписание или формулу, если и то и другое является в своем роде выдающимся и существует несколько родов [лучшего]». По Квинтилиану у существует много «форм» речи, отличных друг от друга не только по виду, то есть так, как отличается одна скульптура от другой или картина от картины, а так, как отличаются, например, этрусские вазы от греческих. Термин genus, род, заслуживает внимания. Этим именно термином пользовался Витрувий для обозначения ордера, и с ним же мы встречаемся у Альберти. Интересно и то, что теоретики ораторского искусства насчитывали три основных «рода речи. Однако ближайшего соответствия между ними и тремя ордерами не обнаруживается. По Квинтилиану, один род речи — «тонкий », другой — «великий и могучий », третий — средний между ними, некоторыми называемый «цветистым ». Этот третий, средний, ближе всего соответствовал бы, как и «цветистый», коринфскому ордеру, по коринфский ордер не занимает среднего положения между двумя другими.16

Более того, в понимании смысла этих «родов» усматривается коренное различие между теоретиками ораторского искусства и Альберти. Квинтилиан между тремя «родами» намечает еще два промежуточных и принципиально утверждает бесконечное число переходов. Подобно этому мы говорим о четырех главных ветрах, тогда как ветров существует множество, или музыканты, установив пять основных звуков на кифаре, вслед за тем допускают множество звуков переходных. Наоборот, уже Витрувий, признавая существование других видов капителей, носящих различные названия, отмечал, что у них нет особой, свойственной им соразмерности, и мы не можем назвать по ним никакого другого рода колонн» Альберти, добавив к трем капителям Витрувия четвертую, «италийскую», настойчиво повторяет: «Повсюду встречается большое количество несходных капителей, которые были сделаны очень тщательно, с исключительным прилежанием людьми, стремившимися изобрести новое, и из которых все же ни одна не выделяется настолько, чтобы ты мог ее одобрить более упомянутых» ; «кроме этих, встречаются еще многие капители, сложенные из описанных очертаний и частей, то увеличенных, то уменьшенных, но они не встречают одобрения у опытных зодчих».

Все эти многочисленные параллели были приведены, разумеется, не для того, чтобы уличить Альберти в «несамостоятельности» или «заимствованиях». Они открывают ту эллинистически-римску атмосферу, в которой формировались собственные его мысли. Больше, чем от отдельных авторов, находился Альберти в зависимости от латинского языка как такового, тонко чувствуя нюансы значений и отдавая себе ясный отчет в смысле употребляемых им слов. В других главах показано, как трудно передать по-русски с точностью латинское ornamentum, «украшение», как живо чувствовал Альберти обертоны слова utilitas. Эти, как и другие, слова для Альберти — не мертвые термины, употребляемые с механической однозначностью, а живые слова, влекущие за собой цепь ассоциаций и переливающиеся друг в друга. В этом именно отличие эстетики Альберти от эстетики Витрувия. Как уже давно было указано Ватцин- гером. Bd. 64.1909. S. 202-223), эстетические категории, приводимые Витрувием в начале книги I, риторического происхождения и видимо восходят к стоической теории риторики, разработанной Посидонием.17
Темнота архитектурной эстетики Витрувия обусловлена не только тем, что в ней категории одного искусства с известными натяжками перенесены на другое, но и тем, что витру- вианская эстетика оказывается оторванной от той греческой почвы, на которой она выросла. Понимание ее облегчается, если попытаться перевести ее основные положения обратно на греческий язык. Наоборот, мысль Альберти зарождается и живет в формах латинского языка.