Так называли укрепленную церковь, снабженную опоясывающими стенами (частенько охватывающими и кладбище) с оборонительными ходами, зубцами, машикулями и оборонительными башнями. Подобные культовые сооружения возводились, как правило, в прибрежных или приграничных районах, в небольших незащищенных поселениях, где служили защитой местному населению.
Некоторые из них сохранились до настоящего времени, например, южнофранцузские Агд, Монтмажур, Ле-Стез-Мари, Ройат и др. (возводимые для защиты от морских разбойников), эльзасские — Хунавир, швейцарские (Зиттен) и австрийские (Мариазаль, Вайценкирхен), немецкие в Швабии (Гросзаксенгейм, Мерклинген, Линцинген) и трансильванские (Вурмлох, Эйбесдорф, Тартлау, Шесбург, Шонберг и др.).
Интересно отметить тот факт, что и территория приходского кладбища, так же входила в систему укрепленной церкви (выполняя роль укреплений вокруг донжона) и считалась частью религиозного приюта и убежища, поскольку сама идея религиозного убежища имеет древние корни и восходит ко временам возведения первых церквей.
Несмотря на то, что до настоящего времени сохранилось относительно немного « eglise fortifiee», так сказать в чистом виде, однако традиция сооружать укрепления вокруг церквей и кладбищ была весьма распространенной, начиная с XI столетия. Свидельства об этом мы встречаем в многочисленных актах соборов и епископских предписаний того времени. Так, например, картулярий аббатства Сен-Венсен дю Ман (Saint-Vincent du Mans) конца XI в. в которых говориться о многочисленных поселениях жителей этого региона, как вокруг укрепленных церквей и кладбищ, так и на них.
После решений Римского церковного Собора 1059 г., булла папы Николая II, обращенная к епископам Галлии, Аквитании и Гаскони, определяет как «священное» пространство кладбищ вокруг церквей и часовен, отлучая всех кто нападает на эти «церковные убежища». Такие же акты принимают церковные соборы Тулузы (Toulouges), Сен-Жиля (Saint-Gilles) и Нарбонна (Narbonne), а так же епископы Маглона (Maduelone) и Агда (Agde) для региона Пиренеев и Лангедока, регионов напрямую подвергавшихся частным нападениям испанских мавров и пиратов Средиземноморья.
Итак, мы выяснили, что начиная с конца X — начала XI вв., при возведении культовых сооружений начинают применяться различные фортификационные приемы. Если первоначально в качестве защиты выступает выгодное топографическое местоположение (напрмер, островок Маглон или скалистый Сен-Мишель), то впоследствии сооружение простейших циркумвалационных линий (рвы, валы, откосы, зеленая изгородь и т.п.) применяется также при возведении монастырей и приходских церквей на равнинах.
Относительно безопасными в это неспокойное время считаются лишь монастыри и церкви находящиеся внутри городских крепостных стен, например церковь Сен-Сернен де Тулуз, расположенная внутри предместья Бург Сен-Сернен в Тулузе (le Bourg Saint-Semin) и обнесенная крепостной стеной (составляющей единое целое с общей городской фортификационной системой) лишь в XIV столетии.
Надо ли говорить о том, что приходские деревенские церкви и часовни, не защищенные замками или городскими крепостными стенами, в случае нападения становились последними вынужденными убежищами. О том какой опасности зачастую подвергались малозащищенные церкви свидетельствуют многочисленные факты перемещения святых реликвий Церкви, с целью их сохранности от грабежей во время военных действий.
Так из источников мы узнаем о перемещении в X в. мощей св. мученицы Фе Аженской (Foy d’Agen) в Конк (Conques), в графстве Руэрг (Rouergue), даже особо почитаемые мощи Апостола Галии св. Иллария ( Saint-Hilaire) в эти неспокойные времена были перевезены из Пуату (Poitou) в уединенный и недоступный район Веле (Velay), подальше от феодальных усобиц. Во время Столетней войны в 1392 году монахи слабо укрепленного монастыря Кадуэн (Caduin), расположенного в оккупированном англичанами графстве Перигор (Perigord), вынуждены были перевезти свою главную реликвию — саван св. Сюэра (Saint-Suaire) в укрепленную церковь Нотр-Дам де Тор в Тулузе (N.-D. de Taur), под защиту городских стен.
Видимо именно по этой причине небольшие приходские церкви стремились возводить в местах, где сам природный ландшафт зачастую защищал культовые сооружения и человеку оставалось лишь дополнить начатое природой, проявив свое мастерство и изобретательность. И сегодня мы встречаем в диких местах Пиренеев, Каталонии, Наварры, Лангедока, Гаскони и Оверни значительное количество маленьких затерянных приходских церквей, которые еще хранят свои тайны и ждут своих исследователей.
В качестве наиболее наглядного примера можно привести церковь Валь (Vals) в Арьеже (Ariege), частично опирающуюся на скалистый утес. Через природную расщелину в этой скале (играющую роль тайной галереи) можно пройти на «первый этаж» церкви (служащей подземным убежищем). Позднее в XII в. над ним был пристроен еще один этаж с лестничными ходом вовнутрь, а еще позже на северной стороне церкви был возведен мощный донжон, сообщающийся с церковью вторым этажом.
Вообще популярность оборудования подземных убежищ под культовыми зданиями на Юге Франции в период Альбигойских и Столетней войн (особенно после трактата 1360 г. в Бретиньи) породило в дальнейшем множество таинственных легенд и заслуживает отдельного исследования. На причины сооружения подземелий в Окситании отчасти проливает свет один интересный документ, датируемый XIII столетием (эпохой господства инквизиции на Юге), — жалоба 1260 года благородного Ги де Северака (Gui de Severac) на Вивьена, епископа Родеза (Rodez), адресованная графу Пуатье (Poitiers) и Тулузы Альфонсу, в которой говориться об аресте внутри церкви епископом и инквизиторами, выломавшими двери храма, какого-то жителя местечка Роде ).
Сей документ впервые опубликовал Ф. де Вернель (F. de Verneilh), доказывающий что для инквизиторов, преследовавших альбигойцев культовое христианское сооружение не имело статуса «убежища» по отношению к еретикам. Надо сказать, что сооружение подобных подземных убежищ или тайных подземных ходов было весьма распространено на территории средневековой Окситании, объяснение этому и множество примеров мы можем найти в монографии Эммануэль Ле Руа Ладюри «Монтайю — окситанская деревня (1294-1324)».
В окрестностях Тулузы, недалеко от древнего Пиренейского пути в долине Арьеж (l’Ariege), находится еще одна из оригинальных укрепленных церквей этого региона — церковь св. Петра и св. Фебада (Saint-Pierre et Saint-Phebade) в Венерке (Venerque), район Верхняя Гаронна (Hite-Garonne), кантон д’Отрив (d’Auterive).
Следы первых поселений на этом месте ученые датируют I-IV вв., и позднее VII-VIII вв. Однако само название Венерк впервые упоминается на ассамблее в Экс-ля-Шапель (Aix-la-Chapelle) в 817 г., а в 1080 г. граф Тулузский Гийом IV (Guillaume IV) передал это местечко в пользу аббатства Сен-Пон-де-Томьер (Saint-Pons-de-Thomieres), вокруг которого, по инициативе аббата Гийома де Фалгара (Guillaume de Falgar), поселение и развивалось далее. Романскую апсиду (самую древнюю часть этой церкви) венчает не менее старинный пятигранный донжон, хотя сам неф был укреплен позднее.
Может показаться странным, что такая скромная деревенская церковь была выбрана объектом для столь серьезных фортификационных переделок (несмотря на скудные средств местного прихода). Однако все становится понятным, когда узнаешь, что в алтарной части, в плотно врезанном в стену шкафу, за кованной решеткой, хранится одна из самых дорогих реликвий Окситании — красивая рака в тисненой коже, датируемая XII столетием, с мощами св. Фебада (ЗатГРЬеЬабе), третьего епископа Ажен (d’Agen), перевезенная сюда из городского храма.
Аналогичный пример мы встречаем в аббатстве Муассак (Moissac) в Дюравель (Duravel) в Ло (Lot), где с момента его основания в X в. хранились привезенные с Востока во времена Карла Великого (Charlemagne), святые мощи трехсот египетских подвижников — отшельников из Фиваиды (Thebaide). Поскольку эти мощи считались величайшей святыней и привлекали к себе множество паломников, постольку в смутные времена X-XI вв. их перенесли из красивого отдельного склепа в общий саркофаг, расположенный в глубине укрепленной церковной апсиды (где они находятся и сегодня).
Сама церковь вместе с аббатством уже имела довольно серьезные укрепления, так, что впоследствие даже смогла выдержать две осады 1369 и 1596 гг. Однако следует заметить, что укрепление приходских церквей в эти смутные времена зачастую происходило помимо (и даже вопреки) желания служителей церкви, начиная примерно с XIII столетия и позднее, мы почти постоянно встречаем все увеличивающееся количество жалоб епископов, аббатов и Церковных соборов на преобразование приходских церквей в «церкви крепостного типа» (eglise fortifiee).
Служители Церкви словно больше не хотят допускать «военного» предназначения культовых сооружений против «врагов веры», но хотят защиты интересов только лишь самой Церкви. На наш взгляд причин этому несколько.
Во-первых, беженцы укрывавшиеся во время многочисленных набегов в отдаленных укрепленных церквях, часто отказывались их покидать уже после того как опасность миновала, оставались там и продолжали жить на церковных землях, опираясь на старинное «право убежища».
Во-вторых, еще более серьезной бедой в глазах Церкви в X — XIII вв., были местные феодалы, которые под предлогом покровительства и защиты окрестных земель, частенько сами укрепляли деревенские приходские церкви, устраиваясь на церковных землях, как на своей «законной» собственности. Многократные церковные соборы, как местные, так и «вселенские», постоянно рассылают свои «грозные обличения» против подобных злоупотреблений.
Причем, зачастую положения XIV Вселенского Латеранского собора 1123 года, обличающие «южных» окситанских феодалов — еретиков, мало чем отличаются от более поздних актов Авиньонского собора 1209 года (периода Альбигойских войн), обличающих «северных освободителей от еретиков» — баронов Симона де Монфора. Целью и тех и других постановлений является желание Католической Церкви обуздать жадность и баронов — еретиков и баронов — крестоносцев, которые часто «не умеют» делать различие между военной необходимостью и долгом «защиты» интересов Церкви и церковного имущества.
Справедливости ради, стоит отметить, что «Альбигойская смута», возникшая вследствие массовых еретических движений XI -XIII вв. вынудило духовенство отчасти смириться с укреплением ряда церквей и аббатств (с тем, чтобы дать отпор врагам веры). Однако, тем не менее епископы и аббаты сами желали контролировать процесс фортификационных изменений по превращению культовых сооружений в «церкви укрепленного типа» (eglise fortifiee).
Поэтому во всех случаях (кроме тех которые епископы сочтут необходимыми для защиты католической веры и жизни прихожан), по настоянию местного епископа, все фортификационные элементы требовалось либо снести, либо передать их епископам под страхом отлучения от Церкви. Вождь крестоносного ополчения Граф Симон де Монфор вынужден был повторить и закрепить постановления и предписания Авиньонского собора 1209 г., касающиеся запретов на превращение культовых сооружений в новые укрепленные замки, на знаменитой Ассамблее крестоносцев в Памье (Pamier), проходившей 01 декабря 1212 г.
Отсюда можно сделать предварительный вывод, что нигде в Европе XI — XIII вв., военная роль культовых религиозных сооружений — «церквей укрепленного типа» (eglise fortifiee) не была так популярна, как на Юге Франции (Окситании) в период борьбы с альбигойской ересью 1209 — 1246 гг. После покорения края местность разоренная в ходе боевых действий вновь быстрой восстанавливается, благодаря возведению новых городков — бастид, в которых eglise fortifiee («церкви укрепленного типа») играют весьма важную роль. Однако о роли бастид в процессе сложения типологии окситанских готических eglise fortifiee мы поговорим чуть позднее.
Во времена Столетней войны (1337 — 1453) мы вновь сталкиваемся с феноменом увеличения числа «укрепленных церквей», роль которых в защите от многочисленных военных отрядов значительно возрастает. В работе историка П. Денифле (P. Denifle) «Столетняя война и разорение церквей, монастырей и больниц Франции», вышедшей в свет в 1899 г. подробнейшим образом изложены многочисленные жалобы духовенства на разграбление и разрушение культовых христианских сооружений англичанами (особенно интересен пример взятия штурмом укрепленных церквей Шатра (Chatres), изложенный на с. 352, где говориться о том, что во время штурма было сожжено 900 человек, укрывавшихся там).
О широком распространении практики укрепления церквей в эпоху Столетней войны, например в районе Байонн (Bayonne), где все сельские церкви были превращены в крепости, наглядно свидетельствуют «Хроники» (Chroniques) Фруассара (Froissar). Однако, при этом стоит отметить, что небольшие укрепленные сельские церкви вообще были слабой защитой от профессиональных вояк и поэтому зачастую командиры военных отрядов просто стирали с лица земли небольшие укрепленные церкви (eglise fortifiées), чтобы те не достались неприятелю, а жителей переселяли в укрепленные города. Так, например, отрывок из Фруассара сообщает нам, как французские бароны советуют королю Кастилии разрушить на своей территории все укрепленные церкви (eglise fortifiees ) и монастыри по пути продвижения англичан вглубь страны:
— «Сохраните на границах Галисии самые сильные города и крепости, а слабо укрепленные снесите. До нас доходят слухи, что наши люди укрепляют монастыри и колокольни королевства. Знайте, что это грозит потерями и беспорядком для Вашего королевства. Когда англичане двинуться, эти небольшие укрепленные церкви (eglise fortifiees) и монастыри не устоят перед ними. Враги наберутся сил и будут накормлены, благодаря съестным припасам, которые там найдут, а потом завершат войну победой над слабым … снесите их … оставьте все, что там будет найдено или перевезите в укрепленные города и замки, чтобы Ваши воины могли этим воспользоваться».
