В трактате Филарете по архитектуре, написанном в 1451-1464 гг., имеется интересное сопоставление Брунеллески с гуманистами, возродившими литературу путем обращения к античным образцам — к Цицерону и Вергилию: «Я весьма хвалю тех, кто следует древней практике и манере, и благословляю душу Филиппо ди сер Брунеллеско, гражданина флорентийского, славного и достойнейшего архитектора, тончайшего подражателя Дедала. Он возродил в нашем городе Флоренции этот древний способ строить, так что теперь и не пользуются иной манерой, кроме придерживающейся древнего, как при сооружении церквей, так и при сооружении общественных и частных зданий. И что это истина, видите вы из того, что частные лица, строящие дом или церковь, все обращаются к ней. Среди прочих зданий к числу их относится и дом, недавно построенный на улице, называемой Винья [палаццо Руччелаи], весь его передний фасад построен из тесаного камня и сделан весь на древний лад. Вот почему я приветствую каждого, кто предан в зодчестве древнему способу строить, — каждого, кто его ищет и им пользуется. Ведь не будь лад этот более красивым и более полезным, он не применялся бы во Флоренции, как выше было сказано. Да и синьор Мантуанский, человек весьма рассудительный, не пользовался бы им, если бы он не был таким, как я говорю. И что это так, свидетельствует нам дом, который он повелел выстроить в одном своем замке в низовьях По. Итак, прошу каждого, пусть оставит он нынешние обычаи. И не поддавайтесь советам тех мастеров, которые пользуются такими, с позволения сказать, приемами. Проклятие тому, кто их выдумал! Думаю, что не иначе как варварский народ занес их в Италию. Я ставлю древнее зодчество в пример тому новому не иначе как литературу, то есть как речь Туллия или Вергилия — той речи, которая была в ходу лет тридцать—сорок тому назад, ибо теперь лучше владеют навыками, нежели в минувшие времена, имею в виду уменье красноречиво выражаться в прозе на протяжении последних нескольких сот лет. И произошло это только потому, что стали следовать древней манере Туллия и других выдающихся людей. Итак, наподобие этого, ставлю вам в пример зодчество, ибо кто будет следовать древней практике, в точности будет отвечать приведенному подобию, то есть писаниям Туллия и Вергилия в сравнении с теми ранее упомянутыми писаниями».1
В приведенном отрывке устами архитектора XV в. засвидетельствован приоритет литературного «возрождения античности» перед архитектурным. Уже одно то обстоятельство, что возрождение классической литературы предшествовало возрождению классического зодчества, естественно, должно было наложить свой отпечаток на развитие архитектурной теории. Гуманистическая поэтика и риторика, теория поэзии и прозы шли вперед теории архитектуры.
Ведущему положению античной риторики в эпоху Возрождения благоприятствовало и другое обстоятельство. Из античных теоретических трактатов по архитектуре по нас дошел лишь трактат Витрувия. Трактаты по музыке, дошедшие до нас, сугубо техничны. Между тем античная риторика представлена целым рядом сочинений, касающихся не только узко специальных, «профессиональных» и «технических» вопросов, но и общих вопросов эстетики и искусства. К ним не могли не обратиться теоретики архитектуры, искавшие опоры для своих взглядов в античной традиции.
Как уже отмечалось в научной литературе,1 2 риторика и художественная критика эллинистически-римского периода чрезвычайно расширили круг эстетических понятий античности и привели к значительной их дифференциации. При соприкосновении с конкретными явлениями литературы и искусства теоретическая мысль перестала довольствоваться общим понятием «прекрасного»; явилась потребность дифференцировать понятие эстетического, определить его различные модификации или характерные формы. Для обозначения этих модификаций появляется новый термин, отсутствующий у Платона и Аристотеля: «характер». Сочинения по риторике сохранили множество определений и дистанций именно такого эстетико-характерологического свойства. И если у Альберти мы встречаемся с понятиями diginitas, honestas, decus, elegantia и т. д., то все эти понятия были тщательным образом разработаны уже в риторике эллинисти- чески-римского периода.
Наконец, в-третьих, нельзя забывать, что Альберти, автор трактата «О зодчестве», был сам писателем-гуманистом, ценителем и почитателем Цицерона.3 Даже если бы античные сочинения по риторике не были столь богаты общеэстетическим содержанием, Альберти как писатель-стилист естественнее всего должен был подойти к анализу форм архитектурного выражения со стороны аналогий между искусством зодчества и искусством слова, во всяком случае, не мог оставить эти аналогии без внимания.
