В 1841 году Невский проспект украсился реконструированным Аничковым мостом с замечательными конными группами П.К. Клодта (решетки ограждений моста являются копией перил Дворцового моста в Берлине, созданного в 1824 году по проекту К.Ф. Шинкеля).
Значительно расширенный, ставший почти одной ширины с Невским проспектом и привлекавший всеобщее внимание превосходным качеством скульптуры, он стал реальным мостом между «старым городом» и городскими частями, застраивавшимися, в основном, в середине — второй половине XIX века.
Кроме того, Аничков мост явился еще одним совершенным и оригинальным городским ансамблем Петербурга, соответствовавшим парадности и монументальности Невского проспекта середины XIX века и сравнимым с великими городскими ансамблями Рима, отличающимися великолепными скульптурными дополнениями.
К проектам, развивающим пространственное единство Невского проспекта, хотя и выходящим за границы николаевского времени, относится и любопытное предложение Г.А. Боссе по размещению на нем здания для постоянной выставки растений. В 1860 году архитектором Г.А. Боссе был выполнен проект здания для постоянной выставки растений. Это сооружение архитектор располагал по красной линии Невского проспекта на всем пространстве площади Александрийского театра.
Неприятие больших открытых городских пространств классицизма, зародившееся еще в 1830-1850-х годах, стремление к уютности небольших площадей, неожиданности, разнообразию, даже алогичности построения архитектурного пространства находило все более полное выражение. Этим и была обусловлена идея проекта Боссе, сквозь легкие стеклянные конструкции гигантской оранжереи подвести к самому портику Александрийского театра. Вместе с тем заполнялось пространство самой площади, казавшееся неопределенно большим в те годы.
В это время в архитектурной практике все чаще стали появляться проекты, связанные с реконструкцией отдельных сооружений. Градостроительный размах XVIII — первой трети XIX века привел к тому, что в центральных частях Петербурга почти не осталось незастроенных участков, поэтому постройка нового здания, как правило, требовала расчистки территории, сломки или перестройки существующих строений, иными словами сложившаяся городская ткань начала реконструироваться.
Собственно, термина «реконструкция» (ансамбля или комплекса зданий) тогда не существовало, но реконструкция как вид архитектурной деятельности, то есть то, что мы сегодня понимаем под этим названием, приобретала все больший размах. По поводу характерности этого явления для николаевского времени один из архитектурных критиков того времени остроумно заметил: «Теперь во всех искусствах, вкус берет вверх над чувством и воображением. Вот почему наши гении более переделывают, чем творят».
Собственно процесс перестройки домов шел в городе постоянно, он характерен и для более ранних этапов классицизма. Однако в Петербурге, так быстро выросшем, перестройка городского дома как самостоятельная область архитектурного творчества, заявила о себе именно в николаевское время. В это время происходила переоценка классицистических идеалов, менялось представление об архитектурном облике города, площади, улицы.
Поэтому, помимо критериев, определяющих техническое состояние здания, на первый план при перестройке выходят задачи художественные. В соответствии с новыми вкусами облик классицистического Петербурга перерождается, обогащаясь все большим числом европейских стилей прошедших эпох, как бы восполняя тем самым свою собственную недолгую полуторавековую историю. Их применение еще не затрагивало прочных градостроительных принципов позднего классицизма, а касалось лишь внешней и внутренней декорации.
Рассмотрим дом князей Белосельских-Белозерских, перестроенный архитектором А.И. Штакеншнейдером в 1846-1848 годах, хорошо известный и достаточно изученный историками архитектуры, с иной точки зрения — как развитие ансамбля Невского проспекта. Помимо необходимости некоторой внутренней перепланировки и нового декоративного убранства интерьеров, важнейшей задачей зодчего стала переделка фасадов прежнего классицистического сооружения.
Сравнивая фасады и планы дома до и после перестройки, необходимо отметить виртуозное мастерство А.И. Штакеншнейдера, максимально сохранившего все части классицистического здания, но сумевшего создать яркое, своеобразное произведение.
Архитектурная эстетика николаевского времени уже позволяла выбирать стиль для того или иного здания, руководствуясь градостроительными соображениями или соображениями функции. Для нового решения фасадов и большинства интерьеров дома А.И. Штакеншнейдер избрал стиль русского барокко — то есть нарядный виртуозно скомпилированный из элементов итальянского барокко, французского рококо и классицизма стиль В.В. (Бартоломео) Растрелли.
Многообразие раскреповок, контрастные вертикальные членения, тонкое декоративное убранство — гермы, причудливые наличники, балюстрады с вазонами, волюты и т. д. позволили ему избежать фасадного однообразия предшествующего решения. Этим, безусловно, воскрешалась память первоначального Петербурга, весьма значимая для николаевского времени и высоко ценимая эстетически елизаветинская «старина».
Однако важнее, кажется, были градостроительные соображения. Как известно, местоположение дома Белосельских-Белозерских у Фонтанки идентично местоположению дворца Строганова на Мойке, построенного в 1752-1754 годах В.В. Растрелли. Очевидно, это и продиктовало их явное сходство в градостроительном и архитектурном отношении.
Аналогия, часто проводимая современными исследователями между дворцом Штакеншнейдера и Строгановским дворцом на Невском Растрелли была осознана и современниками: «Превосходное произведение Штакеншнейдера, достойный пандан другому дому гр. Строганова на другом конце Невского проспекта у Полицейского моста, сохранившее все высокие качества этого стиля, но очищенного всею грациею, всем изяществом и легкою величавостью нового учения и вкуса».
Нельзя не признать, что использование градостроительного приема Растрелли позволяло с успехом разрешить сложную задачу стилистического решения здания на ответственном для города участке. И это также отметили уже современники: «Какая соразмерность во всех частях, сколько вкусу во всех подробностях, и как это непохоже на однообразные громады, называемые у нас домами в наружности дома (…) все прекрасно и все удобно, сообразно с местными обстоятельствами, с местным положением». Своеобразный архитектурный рефрен, созданный на пересечениях проспекта с двумя городскими реками, еще сильнее подчеркивал внутреннее единство Невского как ансамбля.
