Характер церковного благочестия синодальной эпохи XVIII — первой трети XIX века ультурные изменения, которыми отмечено XVIII столетие, были связаны и с характером наследия конца XVII в., и с теми структурными трансформациями, которые претерпело русское общество в петровскую эпоху. Среди рассматривавшихся в предыдущем разделе особенностей мировоззрения XVII в. надо отметить его определенное «обмирщение». Как помним, мы согласились с мнением С.А Вайгачева и И.Л. Бусевой-Давыдовой, что тогда происходило не убывание религиозности, но, напротив, нарастание ее. «Обмирщение» культуры, по Вайгачеву, было связано с проникновением религиозных представлений и критериев оценки «если не во все поры жизни, то, во всяком случае, в такие ее пласты, которые традиционно считались находящимися вне сферы священного». Носителями новой «духовности» стали выступать не только и не столько удалившиеся от мира святые подвижники, сколько люди, живущие в миру или тесно с ним связанные, озабоченные поисками «мирской правды»1. Нельзя при этом не заметить, что хотя сфера религиозного оставалась в центре внимания общества, критерии оценки в ней становились все более мирскими. В частности, именно с этим связаны замеченные исследователями чувственность, «живоподобие», мелочная деталировка в изобразительном искусстве эпохи. И.Л. Бусева-Давыдова оценивает это как «актуализацию священной истории, замыкание ее на реальный опыт земного человека». При этом возрастает эмоциональная окраска религиозного чувства, «со-чувствие», становящееся «новым способом постижения старых истин».
Еще одна важная черта мировоззрения конца XVII в. — изменение отношения к традиции. Ее некогда неколебимый и бесспорный авторитет оказался подорванным сначала расколом, затем — полемикой московской и украинской церковных партий по ряду вероучительных и обрядовых вопросов. Как заметил В.В. Бычков, «сам принцип традиции как важного культуроохранительного фактора пока сохраняется, но уже возникает и укрепляется убеждение, что традиции бывают разные — хорошие и плохие, истинные и ложные, что многие традиции — это установления людей, а не Бога, и о них можно рассуждать и спорить, сохранять истинные и отбрасывать ложные. Эти убеждения проникают и в сферу эстетической мысли».
Именно на такую подоснову наложились петровские преобразования. Как замечает В.О. Ключевский, для основной массы населения петровская реформа была мало понятна в своем существе, но при этом она была обращена к народу «двумя самыми тяжелыми своими сторонами: 1) она довела принудительный труд народа на государство до крайней степени напряжения и 2) представлялась народу непонятной ломкой вековечных обычаев, старинного уклада русской жизни, освященных временем народных привычек и верований». Эта ломка обычаев, лишь отчасти подготовленная изменениями XVII в., затронула и область церковных традиций и представлений.
В собственно церковной области в первую очередь надо назвать замену патриаршества Святейшим Синодом. Это не сразу оказало влияние на те или иные конкретные области жизни Церкви, но с начального момента реорганизации продемонстрировало изменчивость самых, казалось бы, незыблемых церковных институтов.
Наряду с расшатыванием традиций происходило активное внедрение принципиально иной, западной системы ценностей. Можно выделить два направления в распространении западных влияний. Первое, в восемнадцатом столетии уже не новое — влияние латинского богословия, привносимое украинской церковной школой. Сам процесс преподавания в Х\Ш в. велся в значительной мере на латинском языке, богословские курсы опирались на труды западных авторов, много места уделялось изучению памятников античности.
Здесь надо заметить, что формирование учебных заведений, создавать которые требовал «Регламент Духовный» Петра I, до середины XVIII в. шло очень медленно и болезненно (причем поначалу это были почти исключительно церковные школы, в младших классах которых преподавались лишь общеобразовательные предметы). Вполне дееспособными оказались только-некоторые украинские учебные заведения, сформировавшиеся еще в предыдущем столетии. Это значит, что до середины века не приходится говорить о серьезном воздействии отечественной школы на взгляды общества, с той оговоркой, что такое воздействие оказывали выпускники киевской Могилянской академии (Киевской академии, основанной Петром Могилой): в этот период все архиереи и большая часть монастырских настоятелей-архимандритов ставились из числа киевских выучеников. А это означало господство киевских взглядов в богословии, в церковном искусстве. Киевская же школа формировалась под определенным влиянием католической схоластики, хотя оставалась в своей догматической основе православной. (Полемизируя с западными конфессиями, киевское, а затем и московское богословие принимало западную логику богословствования и присущую ей систему аргументации, и потому часто возражало католикам аргументами протестантов, а протестантам — доводами католиков ).
Другое направление западных влияний связано с распространением светской культуры (в том числе бытовой) западноевропейских стран. Эта культура, чаще всего не в самых высоких своих образцах, приходила к нам с приглашавшимися западными специалистами; а наряду с этим, в меньшем, конечно, объеме, доставлялась русскими, обучавшимися за границей. К середине века черты той же культуры постепенно начинали формироваться и российской школой.
Уместно вспомнить, что еще в 1690-е годы при строительстве флота в Воронеже там собралось много иноземных мастеров, отличавшихся распущенностью нравов, осмеивавших местные обычаи, издевавшихся над православными формами благочестия. Многих это возмущало, некоторые, однако, были готовы перенимать нравы приезжих. Воронежский епископ святитель Митрофан, во многом поддерживавший государственные начинания Петра, призывал тогда чуждаться иностранцев, когда они выступали как «враги Божии, ругатели церковные, злословящие нашу святую веру», вносящие в среду православных «непотребные обычаи». Постепенно «западные» нормы жизни, не обязательно в столь грубой форме, чаще — в значительно более цивилизованной, получали все большее распространение.
Петровские реформы предопределили появление в российском обществе весьма стабильных новых черт быта и мировйдения, которые доминировали затем на протяжении всего XVIII и в первой трети XIX в. Но эти новые черты соседствовали и переплетались с чертами старой традиции и прежних взглядов. С самого начала Х^П в. активно пошел процесс культурного расслоения общества: разные его части в различной мере оказались захвачены происходившими преобразованиями. Особенности западного быта, распространение европейских языков и элементов западного мировоззрения стали принадлежностью образованных классов, и это отрывало их от основной массы населения. В самом образованном обществе стала обычной двойственность во взглядах и в чертах быта, поскольку новое сосуществовало и уживалось с сохранявшимися старыми традициями. Эта двойственность была большей или меньшей в те или иные периоды истории, в различных географических регионах, у различных индивидуумов, но ее существование определяло характер всей культуры.
