Невозможность визуального восприятия

Постановка культовых доминант XII —XVIII вв. в плане города подчинялась закономерности, отмеченной на примере Витебска. Три или более храмов образовывали ряды, размещаясь либо строго на одной прямой линии, либо незначительно отступая от нее в разные стороны. Эта особенность пока не поддается исчерпывающему объяснению. Поскольку речь идет о сакральных сооружениях, выдвинем гипотезу, что в основе закономерности лежал священный смысл, особое почитание в христианском богословии числа три как образа Св. Троицы. Через две точки всегда можно провести прямую, а положение трех точек (или храмов) на одной линии редко бывает случайностью и требует соответствующего планировочного замысла, тем более если по прямой выстраиваются четыре-пять сооружений. Так, число три для реализации рассматриваемого линейного приема компоновки становится ключевым, определяющим, «пороговым», превышение которого уже в принципе ничего не меняет и в любом случае обеспечивается наличием замысла. Другими словами, размещение нескольких священных зданий на одной прямой служит символом, иносказательной иллюстрацией теологической важности числа три. Гипотеза подтверждается тем, что во многих случаях именно три доминанты организуют прямую, четыре-пять встречаются реже.

Невозможность визуального восприятия всей картины плана не имела значения — важно было фактическое присутствие данной идейности. С другой стороны, небольшая сдвижка зданий от прямой в разные стороны обусловлена художественными задачами реального восприятия групп видимых доминант, воплощением принципа их композиционного равновесия относительно умозрительной оси. Однако не исключено, что отклонения от точного положения храмов на прямой вызваны ограничениями застройки в условиях того или иного участка.

Сакральность числа три как знака Св. Троицы отразилась и в другой черте градостроительной композиции Гродно. В его центральной части рядами высотных доминант явственно организован пространственный треугольник (факт расположения ведущих зданий по треугольной схеме отмечен также Ю. Н. Кишиком). Формирование четырьмя храмами каждой из двух сторон треугольника и тремя храмами одной стороны, почти идеальное размещение храмов на прямых независимо от уличной сети, равенство двух сторон свидетельствуют о преднамеренности создания треугольной структуры. Помимо главного треугольника, охватывающего ядро центра, существовали и другие, возможно случайные треугольники, пространственно растянутые и потому композиционно менее выразительные.

Наконец, настойчивое использование числа три проявилось в том факте, что в пространственном художественном построении города XVIII в. заметно выделены три основные доминанты иезуитский, мужской бернардинский и приходский костелы, которые весьма существенно превосходили другие культовые здания по своим массам, развитости объемной композиции и силуэтной роли в городской панораме.

Обусловленность характера размещения храмов на местности богословской идейностью как принцип формообразования отмечалась в западноевропейской культурологии. Художник Даниэль Готье в статье «Карты вечности» упоминает о предположении, что готические соборы Франции, посвященные Деве Марии, образовывали на карте страны конфигурацию, соответствующую расположению звезд в созвездии Девы. Эту же мысль высказывает Луи Шарпантье в своей работе о Шартрском соборе.

Очевидно, аллегорическое сравнение храмов со звездами вообще свойственно христианству. Обращаясь к русской культуре XVI — XVII вв., в «Истории о Казанском взятии» читаем о прославлении стольного города Москвы, который «провозсиявший в последние лета, яко великое солнце в велицей нашей Руской земли, во всех градех, и во всех людех страны сея красуяся и преосвеїцаяся святыми Божиими церквами, деревянными же и каменными, яко видимое небо красяшеся и светяшсся, пестрыми звездами украшено и православием незыблемо…» («История о Казанском взятии).

В квартале между рынком и замком располагался иудаистский культово-учебный и торговый комплекс — прямоугольная площадь с несколькими строениями, свободно стоящими в прямоугольной системе осей. Среди них выделялся крупный объем синагоги. Очевидно, первоначально площадь имела строго регулярные очертания. Отходящий от нее тупик, показанный на плане конца XVIII в., ориентирован точно на середину южной стороны основного торга и, вероятно, ранее выполнял роль коммуникации между двумя компонентами городского общественного центра, дублируя их связь по главной магистрали. Положение синагогальной площади подтверждает ясный геометрический замысел пространственного построения Борисова. Южная из широтных улиц, в XVI в. ограничивавшая жилую зону, к концу XVIII в. была утрачена на участке квартала с иудаистским комплексом. Об этом свидетельствует и легкий излом главной магистрали в точке, где ранее се пересекала исчезнувшая трасса. Расстояния от синагогальной площади до крайней южной улицы и центрального форума спроектированы одинаковыми.