Но в эпоху Палладио здравый идеал земли и так называемого единения с природой был еще взыскуем, и он явственно проступает в лучших из его построек.
Став державой не только морской, но и сухопутной, Республика умело управляет своими владениями на материке. Ее власть необременительна: с крупными городами она заключает компромиссные соглашения и дальновидно уважает прерогативы коммун. Так, в Падуе продолжают выбирать свой Совет, который назначает местных чиновников. В Вероне оставлен в неприкосновенности Сенат, наделенный правом издавать законы и избирать магистратов.
В Виченце, Брешии и Бергамо продолжают действовать местные обычаи и уложения. Мудрость венецианского образа правления (за которым, в частности, в те годы стоял такой политический ум, как дож Андреа Гритти) недаром вызывала восхищение итальянцев и чужестранцев. При этом градоначальников Венеция назначала из числа своего патрициата, твердо руководя экономикой и структурами управления подвластного им региона. Одновременно венецианские патриции активно скупали земли и возводили усадьбы по всему Венето.
И, странная закономерность! Венеция, если вспомнить историю, была основана в V веке н. э. беженцами из древнеримских городов разоряемого варварами Венето, которым удалось спастись при крушении античного мира на отмелях Лагуны. И когда почти через тысячу лет изгнанница снова вернулась на твердую землю после длительной полосы своего лагунного существования, то вместе со своим водным прошлым она оставила позади и готику. Будто вспомнив о своем кровном родстве с древнеримской цивилизацией, она явилась на землю в сиянии безупречных античных колонн классических построек Палладио.
Расселение венецианцев по территории их нового государства способствовало скорому насаждению на местах идеалов древнеримского политического устройства республиканского типа, которых старалась придерживаться Венеция, с ее конституцией и выборной властью (и это на континенте монархий!). В задачу ее сынов вменяется даже на отдыхе не переставать быть эмиссарами власти Светлейшей.
Но пусть не ускользнет и обратная связь: как считали древние римляне, близость к земле натурально воспитывает добродетели и подпитывает республиканские воззрения. Недаром были убежденными республиканцами все те, кто слагал гимны сельскому приволью, такие как Тибулл или Катон, смотревшие на земледельческий труд аристократа как на фундамент соблюдения здравых обычаев древности и правильного управления государством, res publica, в целом.
Таким способом Венеции удалось обеспечить чудо мирного существования в тылах своих наземных владений. Тогда-то здесь и наступает золотой век. Это приведет к двум историческим последствиям: появлению целой новой вселенной венетийских вилл и — что связано с нею напрямую — становлению жанра пейзажной живописи.
Материальным импульсом к появлению пейзажа оказывается то благоприятное обстоятельство, что впервые за тысячу лет со времен падения Римской империи стало попросту безопасно выходить за черту обнесенных крепостными стенами городов.
Именно потому в венецианском искусстве так рано пробиваются первые ростки пейзажной живописи и происходит открытие жанра пасторали: художникам наконец-то предоставилась возможность регулярно выглядывать за порог своих мастерских и работать на пленэре, не опасаясь стать жертвой разбоя бригантов на дорогах или междоусобиц баронов, что было в порядке вещей на южных рубежах Италии, да и в Европе вообще.
Эти баснословные пейзажи как бы отображаются на стенах вилл Палладио, подобно проекциям камеры-обскуры. Архитектура Палладио и живопись Джорджоне, Тициана, Веронезе и Тинторетто, с их прорывами в пейзаж — явления одного культурного горизонта и контекста.
И нам надлежит постоянно держать перед умственным взором холсты с пейзажами венецианских старых мастеров, дабы, пропуская постройки Палладио сквозь воздушный колорит их мягких красок, восстановить истинные освещение и атмосферу ренессансных усадеб.
