Массивный монолит увенчивала фигура благословляющего ангела с лицом Александра I и крестом в руке, попирающий змею. Ее символический смысл объяснил сам скульптор Б.И. Орловский: «Ежели цель монумента увековечить память, драгоценную Отечеству, то событие необыкновенное, великое, и ежели цель аллегорического изображения, долженствующего украшать оный, есть; выразить и передать память сию современникам и потомству, то необходимо, чтобы мысль аллегории сей была выражена ясно, свойственно и прилично веку нашему и понятию народному. Вот условия, на которых я согласовал аллегорию мою, изображающую ангела, попирающего крестом змия. Крест есть религия, ангел — образ кротости, змий же есть зло, коварство, хитрость». Аллегория была действительно на редкость ясно выражена — праведная победа христианского народа во главе с ангелом (так не раз именовали Александра Благословенного) над коварным и злым супостатом.
Первоначально, еще Росси, предполагалась установка какого- ни будь монумента в центре дуги здания Генерального штаба. Однако Монферран выбрал место на пересечении осей Адмиралтейской и Дворцовой площадей, трактовав, таким образом, все площади как единый ансамбль. Материал колонны — тот же красный гранит, из которого были выполнены колонны портиков Исаакиевского собора, перекликаясь с его объемом, еще более способствовал этому. Собственно Александровская колонна и барабан и купол Исаакиевского собора закрепили собой пространственную структуру центра города. Пропорциональное совершенство монумента впечатляет, но еще больше поражает точность выбранного масштаба колонны, не только ставшей смысловым и выразительным фокусом Дворцовой площади, но и всего протяженного ансамбля Дворцовой, Адмиралтейской и Сенатской площадей. С ее установкой пространство обширной Дворцовой площади получило художественное обоснование, стало пространственно завершенным.
Однако оставалось парадно оформить восточную границу Дворцовой площади, где располагался Экзерциргауз и несколько частных мелких зданий. Их несоответствие новому ансамблю Дворцовой площади заставило в 1827 году объявить конкурс, в котором участвовали архитекторы К. Росси, В.П. Стасов, О. Монферран, К.А. Тон и А.П. Брюллов.
Рассматривая проекты Тона и Брюллова этого времени, можно сказать, что их решения были во многом аналогичны. И тот и другой архитектор исходили из необходимости (видимо, предопределенной заданием) не только использовать здание старого Экзерциргауза, но и сохранить его назначение; вместе с тем, получившийся таким образом комплекс зданий должен был быть объединен единым фасадом. Проект Брюллова предусматривал объединение Экзерциргауза с комическим театром, Тон предлагал выстроить рядом с Экзерциргаузом несколько залов, несущих больше декоративную нагрузку, чем необходимых функционально. И в том и в другом проекте высота нового объединенного фасада была обусловлена небольшими габаритами сохраняемого Экзерциргауза, центром фасадной композиции становился портик. В проекте Тона мы также видим восьмиколонный коринфский портик под треугольным фронтом, тимпан которого заполнен многофигурным горельефом, придававшим всему сооружению черты древнеримского храма. Входы в Экзерциргауз и симметричную ему группу залов располагались по обеим сторонам от портика в южном и северном крыльях здания, украшенных пилястрами ионического ордера. В проекте Брюллова, объединявшем два совершенно различных по функции здания, портик трактован как галерея, объединяющая три полуциркульных арки — две крайних — входы в театр и Экзерциргауз, центральная, в сущности, была чисто декоративной. Скульптурные группы, венчавшие входные арки, и рельефные изображения летящих Слав на плоскости арок должны были перекликаться со скульптурным декором Генерального штаба.
Главные недостатки проектов, к которым можно отнести слишком большую архитектурную самостоятельность зданий, не связанных с масштабами и стилистикой Зимнего дворца и Генерального штаба, а также отсутствие связи с ансамблями Адмиралтейской и Сенатской площадей, в частности, со зданием Конногвардейского манежа, были преодолены в какой-то мере в проекте более опытного градостроителя К.И. Росси. Он предложил перестроить Экзерциргауз и разместить рядом с ним театр, поскольку театральный зал, располагавшийся в бывшем доме Ланского, после реконструкции здания перестал существовать.
Его композиция очень нарядна — центр нового здания был отмечен широким восьмиколонным портиком, а боковые части полуколоннами. Планировочное решение заключалось в создании на том же самом участке здания с двумя выступающими ризалитами, из них южный находился по оси Конногвардейского манежа Кваренги, и таким образом решалась задача создания единого ансамбля. Однако отсутствие ясного представления о назначении здания обусловило то, что ни один из представленных проектов осуществлен не был.
Эта неясность была разрешена в 1836 году, когда возникла мысль построить на этом месте Штаб гвардейского корпуса. Назначение нового здания, конечно, лучше сочеталось с сохраняемым Экзерциргаузом, чем театр. Проект построить новое сооружение между Зимним дворцом и Главным штабом был поручен А.П. Брюллову и осуществлен им в 1837-1843 годах. Планировочное решение Брюллова во многом было связано с предложением Росси, в чем наглядно проявилась преемственная связь с классицистическими принципами предыдущего периода.
Однако в композиции фасада мастер отказался от колонных портиков и взял за основу тему фасада Главного штаба, трактовав нижние этажи сооружения как постамент для верхней, широкий центральный ризалит которой украшен двенадцатью полуколоннами изящного ионического ордера. Главным достоинством здания Штаба стали его верно найденные габариты, пропорциональное совершенство и умелое использование декоративных ордерных мотивов для органичного сочетания его объема со зданиями Зимнего дворца и Генерального штаба.
Близко к ним и колористическое решение здания. Несмотря на то что здание входило в уже сложившийся ансамбль, Брюллов сумел сохранить в нем индивидуальность собственного творческого почерка. Особенностью архитектуры этого здания, как уже отмечалось выше, было применение ордера и деталей, повторяющих аналогичные части Эрехтейона. В своих черновых набросках Брюллов прямо сравнивал портал, проектируемого им Экзерциргауза с собственными зарисовками северного портала Эрехтейона, что придавало зданию явные черты стиля «неогрек». Эта особенность постройки была тотчас подмечена современниками, писавшими о нем: «от общего виду до ворот (…) до наличников на окнах (…) все греческое».
