Параллельно с вниманием к масштабным государственным аспектам идейного замысла Валдайской обители патриарх Никон заботится о придании ей значительного веса в ряду русских монастырей. Как было упомянуто выше, при назначении архимандритом Дионисия I Никон «…благославил его… служить божественную литургию в служебной шапке, с полицею, и с сулком, с рипидами, и с ковром и с осенением, и быти того монастыря архимандритом в служении и сидении соборнем, в 14 степени, после архимандрита Саввы Сторожевского монастыря»39. Постановка вновь основанной обители в один ряд с древними, прославленными своими святынями монастырями должна была иметь веские основания, поэтому Никон предпринимает шаги для придания Иверс- кой обители исключительной важности.
Первым звеном в цепи этих мероприятий было переименование Валдайского озера в Святое, а села — в Богородицкое. Обретение новым монастырем местночтимой святыни произошло с перенесением мощей святого Иакова из боровичского Свято-Духова монастыря, а чудеса, сотворимые святым на пути в Валдай, явились первыми чудесами, непосредственно связанными с Иверской обителью. Устанавливая неразрывную связь с московским Успенским кафедральным собором — «святая святых» русской Церкви, патриарх совершает разделение мощей четырех московских святителей и помещает части мощей в свой монастырь, добавляя в его название имя святого Филиппа Митрополита. Освящение престолов в не законченном еще соборе производит антиохийский патриарх Макарий, а по окончании строительства, при освящении собора русским патриархом, итоговым мероприятием явилась постановка в соборный иконостас иконы Иверской Богоматери. Царская семья постоянно отмечала своим вниманием никоновскую обитель: до упразднения монастыря в 1918 г. в соборной ризнице хранилось множество богослужебных предметов, пожалованных лично Алексеем Михайловичем или членами его фамилии40. Собирая воедино все факты истории создания новой русской святыни, патриарх Никон публикует «Слово Богополезно…», тем самым как бы представляя и передавая валдайскую обитель русскому обществу. В результате всех этих мероприятий Иверский монастырь должен был возвыситься до уровня общерусской святыни, а идейная программа собора обогатиться сложным комплексом черт по сравнению с первоначальным замыслом Никона.
Нужно отметить еще одно немаловажное обстоятельство, связанное с особым социальным статусом Валдайского монастыря, делающее понятным и некоторые черты бытоустройства в нем, в том числе и особенности его архитектуры. Сан патриарха давал Никону право наследовать от своих предшественников обширные земельные владения, которыми Никон не довольствовался, несмотря на один из пунктов Уложения царя Алексея Михайловича, запрещающий архиереям умножать свои земельные угодья. Пользуясь своим неограниченным влиянием на царя, Никон постоянно увеличивал патриаршие владения, более того, основанные им три новых обители «не были приписаны к патриаршей кафедре, а составляли личную собственность самого Никона, который поставил своею задачею эти три монастыря сделать, по возможности, самыми богатыми в ряду других русских монастырей»41. В короткий срок к Валдаю приписываются значительные по размерам земельные угодья, несколько монастырей с принадлежащими им крестьянами и капиталами; царь жалует монастырю подворье в самом центре Москвы. Таким образом, «Никон из трех своих монастырей… образовал лично для себя довольно обширный удел, в котором он был самовластным хозяином и управителем» и довел свои владения «до громадных размеров, так что сделался богатейшим че ловеком после царя»42. Надо думать, никоновская «земельная программа» должна была стать одной из существенных основ его политики, призванной возвысить патриаршую власть над царской и поставить «священство выше царства».
Соревновательный характер никоновских построек отмечал беспристрастный взгляд стороннего наблюдателя — Павла Алеппского, который несколько раз в своих записках упоминал о том, что замысел строительства Иверского монастыря и собора в нем «соперничал с царскими сооружениями»43. В качестве объекта этого соперничества патриарху Никону в первую очередь была важна московская архитектура, наиболее полно воплощающая идею царской власти, власти Алексея Михайловича. Некоторые характерные особенности архитектуры валдайского собора — в частности, шестистолпная основа, — устанавливают прямые аналогии с главными соборами Московского Кремля — Успенским и Архангельским. Определенные параллели можно наметить и с собором Новоспасского монастыря — усыпальницей семьи Романовых, причем как в плане архитектурных деталей, так и в общем композиционном замысле. Кроме архитектурных аналогий, патриарх неустанно заботился о налаживании со столицей духовных связей: как мы пытались показать выше, актом переноса мощей московских святителей Никон мыслил перенести на Валдай часть священного значения кремлевского Успенского собора. Если вспомнить мученичества Филиппа Митрополита, принятые им от царской власти в лице Ивана Грозного, молитву Алексея Михайловича над мощами Филиппа с просьбой о прощении его прадеда и всего царского дома44, то перенос мощей святого Филиппа из Соловков в Москву с последующим перемещением части их на Валдай и посвящением новой обители наравне с Иверской иконой Филиппу Митрополиту можно рассматривать как особую политическую акцию в развитии сложных отношений патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, шире — в постановке проблемы «священства и царства».
В контексте взглядов Никона на отношения государственной и патриаршей власти идея Иверского собора приобретала высокое звучание: храм должен был мыслиться оплотом священной власти патриарха, а в архитектурном смысле — образцом, воплотившим в себе черты идеального монастырского собора.
Не раз исследователями45 ставился вопрос об авторе Иверского собора46. Следует различать несколько стадий формирования его облика. Несомненно, что развернутую идейную программу храма мог составить лишь заинтересованный заказчик сооружения — сам патриарх Никон.
По всей видимости, навсегда останется загадкой существование специ- алиста-посредника между заказчиком, генерирующим идеи и замыслы, и конкретным воплощением задуманного в виде профессионального проектного чертежа или модели-образца. В «Сказании…» о замысле Ивер- ского монастыря Никон пишет о «благоискуснейших мужах и добре ведущих монастырское строение», которых он посылал на Валдай «согля- дати на том озере островы, идеже монастырь устроити и святая церковь воздвигнути»47. Безымянные «благоискуснейшие мужи» могли быть теми зодчими, которые перевели замыслы патриарха на язык архитектурных форм и конструкций. Хотя, еще раз подчеркнем это, общие моменты плановой основы и пространственной композиции здания (такие как шести- столпный соборный тип, круговой обход, крыльца-палатки и др.) диктовались высокопоставленным заказчиком.
Наконец, непосредственным исполнителем всех замыслов и проектов являлся подмастерье каменных дел Аверкий Мокеев, которого часто называли зодчим Иверского собора, но, по-видимому, его роль состояла в выполнении функции организатора строительных работ48. Безусловно, нельзя безоговорочно отрицать возможность участия Мокеева в работе по проектированию памятника в качестве специалиста, подсказывающего Никону конкретные пути архитектурного решения, но однозначных свидетельств, подтверждающих его участие в проекте, не существует. Нельзя также забывать, что Аверкий Мокеев был провинциальным мастером, который вряд ли мог свободно и достаточно смело оперировать новыми формами, на применении которых настаивал патриарх. После поверхностного ремонта Иверского храма, произошедшего весной 1657 г., имя калязинского подмастерья вообще не фигурирует в документах, связанных с Никоном и его монастырями49. Однако дальнейший анализ архитектурных особенностей собора позволяет утверждать, что в течение двухлетнего строительства первоначальный проект храма изменялся в деталях: или усовершенствовался, или дополнялся новыми, не оговоренными в «образце» элементами. Эти изменения могли вносить как подмастерье Мокеев, так и другие фигуры, так или иначе причастные к строительству храма: боярский сын Артемий Токмачев, приставленный Никоном для наблюдения за ходом работ на Валдае, сменявшие друг друга архимандриты монастыря и, наконец, просто строители-каменщики, возводившие ряд за рядом кирпичные стены собора50.
