Творчество архитектора М.Д. Быковского

Дом Лорис-Меликова в Милютинском переулке в Москве

В ранний период творчества Быковского влияние Жилярди особенно заметно, примером чего может служить строгая композиция Горихвостовской богадельни с большими массивами стен фасадов.

В 1829 году зодчий представил в Академию художеств свои работы и был зачислен в «на­значенные», а в 1830 году за проект здания карантина получил звание академика.

С этого времени начинается государствен­ная служба Быковского. Вначале он поступил на должность чиновника для особых поруче­ний при московском генерал-губернаторе. Не­сколько ранее, в 1828 году, он начал свою пе­дагогическую практику в Кремлевском архи­тектурном училище в Москве. Много любви и внимания вкладывал он в свою работу с учениками и скоро снискал уважение не только у них, но и у преподавателей. Поэтому никого не удивило назначение Быковского в 1836 году на должность первого директора это­го училища.

Эпоха капитализма выдвинула перед рус­ской архитектурой новые задачи. Быковский с увлечением разрабатывает проекты и задания па новые архитектурные темы: торговые соору­жения, пассажи и пр.

По заказу Голицына в 1835 году он разра­ботал проект первого в России пассажа с теат­ром. В этом проекте Быковский сумел найти повое интересное использование классических архитектурных форм и применил оригинальные для своего времени металлические конструк­ции перекрытий с верхним освещением. Систе­ма легких арок в нижнем ярусе внутри с чет­ким ритмом пилястр, как и легкий изысканный ордер во втором ярусе, отличаются хорошо найденными пропорциями. Искусно нарисован­ный и удачно расположенный легкий декор на затяжках ферм и по фризу второго яруса при­дает всей конструкции легкость и некоторую парадность.

Благодаря заслуженной популярности Бы­ковский имел значительное количество заказов от частных лиц и от церковно-приходских об­щин. В 1830-х гл. им осуществлены подмосков­ный ансамбль в имении Марфино, здание Мос­ковской биржи, странноприимный дом Горихвостова, торговые лавки, большой рынок на Болотной площади, ряд строений на даче Студенец, мещанское училище, земледельческая школа, дом Фон низина и другие.

Наряду с преобладанием классических тен­денций в творчестве Быковского этого периода, в некоторых его работах, как, например, в Мар­фине, он прибегает к стилизации форм готиче­ской и древнерусской московской архитектуры.

«Классика» Быковского не несет на себе пе­чати того канонического шаблона, против ко­торого в свое время выступали Н. В. Гоголь, поэт А. К — Толстой, критик В. В. Стасов и дру­гие. Это характерно для его церковных соору­жений в Вонлярове, Марфине, Никитском мо­настыре в Москве.

Новаторское отношение к классическим формам у Быковского особенно заметно в зда­ниях пассажа и биржи в Москве. Тем не менее в здании биржи имеет место некоторая несо­гласованность в пропорциях и масштабе архи­тектурных элементов. Так, тяжелые угловые арочные входы слабо увязаны с легким метал­лическим навесом соседней террасы и с мало­выразительным центром главного фасада. Од­нако принципиальные, новаторские тенденции Быковского и в этом здании заслуживают по­ложительной оценки.

В архитектуре здания странноприимного до­ма ясно заметно влияние Жилярди, но в ней проявились и черты самостоятельности зод­чего, стремящегося не к пассивному перепеву классических фронтонов, портиков и колонн, а к творческой стилизации русской классики.

В 1838 году сбылась мечта Быковского — поездка за границу. В Германии он познако­мился с архитекторами Л. Кленце и К. Шинкелем и их произведениями. Беседа с Шинкелем о классическом зодчестве произвела на Быков­ского большое впечатление. Неизгладимое впе­чатление оставили и памятники античного зод­чества, которые он внимательно осматривал в Италии. При непосредственном знакомстве с ними Быковский острее прочувствовал своеоб­разие русской архитектуры. Он еще более по­любил ее, и у него возникло страстное желание достичь того же уровня в русском искусстве, каким обладали зодчие древнего Рима, с тем, чтобы создавать столь же правдивые и прекрас­ные произведения на своей родине.

Прямая, честная и страстная натура Быков­ского, прошедшего суровую трудовую школу самоучки, добившегося всеобщего признания и большой популярности архитектора и строи­теля, горячего в спорах и в работе, была пред­метом многих забавных рассказов. Алексеев говорит о Быковском тепло, с любовью, призна­вая его сведущим архитектором и талантли­вым строителем. Он полностью подтверждает приведенный выше перечень сооружений Бы­ковского. К этому перечню следует добавить еще значительные работы Быковского по пере­стройке зданий Университета па Моховой ули­це и, в частности, перестройку в середине XIX века бывшего здания театра Медокса для нужд Университета.

Из обнаруженных нами недавно архивных материалов следует, что в 1851 году Быков­ский перестроил каменную церковь в селе Кус­кове и в 1854-1855 гг. здание училища в Ос­танкине. Найдены также подписанные Быков­ским чертежи проекта Московской семинарии на Божедомке (1838 год).

В 1851 году Быковский произвел переделку садового людского флигеля в Кускове, а также исправление дома Благаева в Останкине и час­тично в главном Воздвиженском доме. Как свидетельствует Ю. Шамурии в своей книге «Подмосковный», Быков­ский принимал участие с Д. И. Жилярди, бу­дучи его учеником, в частичных перестройках в главном корпусе Останкинского дворца.

В заключение следует указать на активную общественную деятельность М. Д. Быковского, организатора и с 1867 года первого председа­теля Московского архитектурного общества, инициатора первой в России Архитектурной выставки в 1872 году.

Среди сорока членов-учредителей этого об­щества М. Д. Быковский был самым энергич­ным н деятельным, являлся его душою. Все первые организационные заседания общества проходили на его квартире. Он проявлял боль­шую заботу о формировавшейся тогда катетрии кадровых строительных рабочих, ему при­надлежала инициатива организации обучения их основам архитектурно-строительных наук. Для определения программы и формы этого обучения была создана специальная комиссия из шести человек во главе с Быковским.

Ко­миссия рекомендовала создать семимесячные курсы, где бы преподавались арифметика, ар­хитектура, строительная техника, основные понятия начертательной геометрии и графики. Так как для занятий не нашлось помещения, то Быковский для этих целей предоставил свою квартиру, взяв на себя все расходы по учебно­му оборудованию курсов. Одновременно он вы­хлопотал разрешение на посещение рабочими художественных классов училища.

Деятельность Быковского как председателя Московского архитектурного общества доста­точно ярко охарактеризована в Ежегоднике этого общества, в предисловии к которому говорится: «Первым председателем и почет­ным членом общества был М. Д. Быковский, высокообразованный, больших способностей и практических знаний зодчий и исключительно хороший человек».

В том же Ежегоднике при­ведены выдержки из весьма содержательной речи Быковского, произнесенной им на 1-м го­дичном собрании МАО 24 ноября 1868 года. В этой речи он говорил: «Исторически сложив­шийся строй окружающей нас жизни имеет неотразимое влияние на образ наших мыслей и наших действий. При этом сознании, для воз­можного с нашей стороны успеха, предстоит еще критически отнестись к нам самим, чтобы неприметно для нас не внести в наше Общест­во вредные начала, как для искусства, так и самого учреждения нашего.

Колокольня Страстного монастыря в Москве.

Вполне понятно, что в своих суждениях по этому вопросу он не мог в то время подняться до высот марксистского материалистического понимания искусства как формы общественно­го сознания, отражающей сложную картину общественного развития, классовой борьбы. Страстная пропаганда Быковским националь­ной самобытности русского искусства пере­кликается с прогрессивными воззрениями и мыслями о русском искусстве выдающихся прогрессивных деятелей России того времени — В. Г. Белинского и Н. Г. Чернышевского. Все это делает имя Быковского для нас особен­но дорогим и близким.

Колокольня Страстного монастыря в Москве

Отмечая духовную связь архитектуры лю­бого народа с его мировоззрением. Быковский указывал: «История архитектуры какого-либо народа сопряжена теснейшим образом с исто­рией его же философии». Подмечая острым глазом художника тлетворные тенденции бур­жуазного космополитизма, уже в 1830-х годах проникавшие в русское искусство в виде «обще­европейского ренессанса» и эклектики, Быков­ский стремился противопоставить им самобыт­ность русского зодчества и творческое отноше­ние к архитектуре античности и Ренессанса. Он говорил: «Греки и египтяне были велики в ар­хитектуре потому, что не делали снимков с про­изведений других народов: они проникали в сущность архитектуры, как главного и изящного искусства, согласовали ее с религией, поста­новлениями и обыкновениями наций и, под­крепляемые общим высоким мнением об искус­ствах, они создали прекрасное национальное.

Вот поприще, предстоящее архитекторам нашего времени, нашим русским архитекторам, поприще многотрудное, но славное.

Мы должны подражать не формам древних, а примеру их: иметь архитектуру собственную, национальную, и да проявится настоящий дух нашего отечества и в произведениях архитекту­ры и да возвестит она позднейшему потомству о благоденствии и нравственной силе России».

С такими убеждениями Быковский поехал в заграничное путешествие. Увидев произведе­ния зодчества средневековой Европы, он пере­смотрел свою прежнюю оценку готики. И если собор Парижской богоматери не произвел на него сильного впечатления, то после осмотра Миланского собора он писал: «Вчера видел со­бор Миланский. Этот собор и еще собор Лион­ский примиряют меня с готической архитекту­рой; но все еще не примиряют совсем».

Глубоко взволнованный высоким уровнем художественного мастерства искусства Ита­лии, он в письмах к жене передаст свои пере­живания и впечатления: «Я смотрю на здание, на картину, на барельеф, на статую и, кажется, вся душа моя восхищена в созерцании изящно­го — великого. Не думаешь перенимать формы и размеры, не заботишься о том, чтобы скопировать вещь, чтобы подражать ей. Здесь не чувствуешь той мимолетной радости, кото­рую мы ощущаем, находя предмет обольсти­тельный и роскошный, предмет новый, который может быть нами усвоен, нет, мой друг, здесь чувствуешь какое-то обновление духа, здесь перерождается душа и мысли делаются возвы­шенней, кажется, весь духовный человек при­готовляется к самобытности, чувство подража­ния совершенно исчезает. Здесь должно узна­вать великое назначение искусства!»

Миланская академия, признавая выдаю­щиеся способности зодчего Быковского, избра­ла его в 1839 году своим почетным членом. Воодушевленный заграничными впечатле­ниям», по возвращении в 1839 году в Россию, Быковский сразу же уходит с головой в рабо­ту, заканчивает постройку Голицынского пасса­жа и строит дом Рахманова в Москве.

В 1841 году умерла жена Быковского — его лучший друг. С нею он всегда делился своими радостями и горем. Тяжело перенес Быков­ский эту утрату, стремясь заглушить горе уси­ленной работой. После смерти жены зодчий стал отдавать предпочтение культовым соору­жениям, что, возможно, явилось результатом его переживаний. Большое внимание уделяет он в это время и педагогической работе.

В 1840-1850-х годах он производил ряд пе­рестроек в зданиях Опекунского совета и Вос­питательного дома, построил Варваринский приют, странноприимный дом в Хамовниках, небольшую церковь с монашескими кельями в Зачатьевском монастыре в Москве, соборы в Покровском и Спасо-Бородииском монастырях, здания в поместье Вонлярове, а также много и с увлечением работал как архитектор в усадь­бах князей Шереметьевых.

Это не значит, что к гражданским соору­жениям Быковский относился с меньшим вни­манием, чем к культовым, и работал над ними не в полную меру своего яркого дарования. Дом с кариатидами Вонлярлярских у Нико­лаевского моста (ныне моста лейтенанта Шмидта) в Петербурге — яркое тому свиде­тельство. Найденные пропорции, классиче­ский облик здания и хорошо нарисованные кариатиды подъезда выгодно выделяют его из многих невыразительных или чрезмерно пре­тенциозных жилых домов Петербурга середины XIX века, свидетельствуют о творческой силе зодчего.

К сожалению, интерьеры переделаны, их первоначальный вид известен лишь по рисун­кам, исполненным с натуры И. И. Шарлеманем.

В 1844 году Быковский выхлопотал у мос­ковского генерал-губернатора разрешение на открытие при училище, где он продолжал с ув­лечением преподавать, художественного клас­са, который и послужил основой для будущего Училища живописи, ваяния и зодчества.

В соответствии со своими творческими убеждениями, в сложной обстановке середины XIX века М. Д. Быковский пытается отчасти продолжать прогрессивные традиции русского классицизма, в то время как такие архитекто­ры, как К. А. Тон, Ау И. Штакеншнейдер, А. И. Резанов и многие другие уже оконча­тельно порвали с классицизмом и пошли по пути беспринципной стилизации, не имеющей национальной основы.

Под этим углом зрения, кроме дома с ка­риатидами, следует положительно оценить и построенную Быковским в 1855 году коло­кольню Страстного монастыря в Москве, в композиции которой нашли творческое вопло­щение некоторые черты русской архитектуры, в частности ярусное построение стройной вы­сотной композиции, выразительный силуэт ко­локольни с хорошо нарисованными деталями, отчасти в романском духа. Современные гра­достроительные требования к развитию Мо­сквы не позволили сохранить это одно из лучших произведений зодчего Быковского. Ко­локольня Никитского монастыря, выстроенная по проекту Быковского, также не лишена зна­чительных достоинств и исходит в своей осно­ве из русских образцов.

К этому же периоду творчества относится и церковь Воспитательного дома в Москве, в ко­торой с присущей зодчему смелостью использо­ваны приемы византийской архитектуры. Гран­диозность опорных арок несколько нарушает масштабность интерьеров здания и придает им какой-то оттенок холодности и аскетизма, не­смотря на оснащенность их декоративным ор­наментом. К этим же годам относятся и рабо­та по внутренней отделке московского дома графа Шереметьева и реставрация дворца и других сооружений в Останкине и Кускове.

Дом Лорис-Меликова в Милютинском переулке в Москве. Интерьер.

Деятельность, по возможности, независимая от предрассудков, завещанная нам преданием, дозволяет нам ра­ботать для достижения той пользы, которую архитектура может приносить построением зда­ний, удовлетворением современных потребно­стей жизни, отвечающих местным климатиче­ским условиям, прочности, удобству, гигиене и экономии. Красота произведений всегда обу­словливалась отсутствием фальши, соответственностью форм с методом и конструкцией, со строительным материалом и климатически­ми условиями».

Многое в этой содержательной речи зодче­го, произнесенной почти сто лет тому назад, не утратило своего значения и в наше время.

В 1880-е годы зодчий уже почти не работал — недуги приковывали его к постели. Но и в этих условиях он, не теряя бодрости и ясности мысли, был, как свидетельствуют очевидцы, интересным собеседником. 9 ноября 1885 года, на 85-м году жизни, он скончался, оставив пос­ле себя большое архитектурное наследие.

Дом Лорис-Меликова в Милютинском переулке в Москве

Архивные материалы о М. Д. Быковском изучены еще слабо, его творчество нуждается в обстоятельном исследовании. Быковского на­зывали «патриархом русских архитекторов», имея в виду плеяду ведущих русских зодчих Москвы середины XIX века. Тем не менее, имя этого выдающегося архитектора в пред­революционные годы было незаслуженно за­быто. Пришла пора пересмотреть оценку и взгляды на прогрессивных русских зодчих и русскую архитектуру середины и второй поло­вины XIX века, отстаивавших самобытность русского искусства.

«СОБСТВЕННАЯ ДАЧА» В ПЕТЕРГОФЕ

Ленинградскому инженерно-строительному институту передан в бессрочное пользование земельный участок усадьбы бывшей «Собствен­ной дачи», расположенной на пути из г. Петро­дворца в г. Ломоносов, у Нижнеораниенбаум­ской дороги, в трех километрах от Большого Петергофского дворца.

Комплекс усадьбы «Собственная дача» со­стоит из разрушенных во время Великой Оте­чественной войны 1941-45 гг. зданий бывшего дворца, возведенного по проекту архитектора А. И. Штакеншнейдера в 1850 году, и церкви, построенной по проекту того же архитектора в 1858 году. Оба сооружения расположены — в парке и соединены между собой мостом, пере­кинутым через овраг.

Институту предстоит восстановить этот па­мятник архитектуры середины XIX века. В дальнейшем здесь будут устроены база для геодезической практики, спортивная база и экспериментальный полигон.

Фасады дворца и церкви намечается восста­новить в первоначальном виде по сохранив­шимся фрагментам декора и подлинным черте­жам А. И. Штакеншнейдера, хранящимся в му­зее Петродворца, а помещения предполагается расположить в соответствии с новым назначе­нием здания. Будут восстановлены мост через овраг и ворота, выполнены работы по благо­устройству парка.