Задача нашей работы — рассмотреть качественно новые черты в архитектуре храмов различных периодов. Поэтому в данной главе внимание будет сосредоточено на тех новых чертах храмостроения, которые были привнесены послепетровской эпохой.
Важнейшим свойством новой архитектуры стал отказ от попыток передать художественными средствами то, что храм является местом реального присутствия Неба на земле. При осознанно или подсознательно принятой концепции «двух истин» подобная задача не могла даже ставиться. В этом оказались единодушными и церковные заказчики, и художественные исполнители. Главным стало выявление особого значения места богослужения, осознаваемого как дворец Царя Небесного. Это, как мы знаем, одна из двух важнейших тем в осмыслении архитектуры храма, так что ее развитие было вполне каноничным.
При этом другая тема — тема Неба на земле — не забывалась в богословских текстах. Но понималась так, что дворец можно видеть, а о Небе следовало только помнить. Характерно в этом отношении Слово на освящение храма во имя апостолов Петра и Павла в Воронеже, сказанное воронежским архиереем, святителем Тихоном Задонским в 1765 г. Святитель, в полном соответствии с православным пониманием храма, указывает на его небесный характер: «всяк… рассуди, куды идешь..? Идешь в Божий дом, в место, небеси подобное, идеши туды, идеже небесная совершаются». Тема Дома занимает, однако, в Слове значительно больше места, приведем еще одну цитату: «Аще бо дому царя земного всякую честь, как и должно, всякое почтение воздаем..; кольми паче тое достоит показывать дому Царя небесного, дому, в котором силы небесным с человеками невидимо служат». Как видим, в тексте существуют обе интересующие нас темы. Важно, однако, что при тесной взаимосвязи они все-таки достаточно самостоятельны. Одна вполне сопоставима с опытом земной жизни, другая реально не представлена человеческому зрению — о ней следует думать, помнить. «В церковь идучи, думай, что в дом Царя небесного идеши, где со страхом и рад остию стоять должно, так, как на небеси перед небесным Царем» — цитата еще из одного творения святителя Тихона.
Сопоставимость в культуре XVIII в. мотивов дворца земного и дворца небесного приводила к тому, что становилось естественным использовать и там, и там сходные архитектурные мотивы. Здесь уже, в отличие от XVII века, не темы храмостроения отчасти и с опозданием переходят на жилые или дворцовые постройки, а стилистика светской архитектуры в определенной мере переносится на храмы. Б. Растрелли вырабатывает свой почерк практически одновременно на серии дворцов Петербурга и на таких культовых постройках, как Воскресенский Смольный собор и Андреевская церковь. Ухтомский столь же синхронно проектировал колокольню Троице-Сергиевой лавры и новые Воскресенские ворота московского Китай-города. Примеры можно было бы умножить.
При этом нормы благочестия требовали использования в архитектуре храмов самых совершенных, достойных приемов построения формы, к которым был способен архитектор. В первой половине XVIII в. представление о достойных стилистических характеристиках храма еще могли отличаться достаточным разнообразием. Как замечает Д.О. Швидковский, стилистическая сумятица петровского времени, когда переплетались древнерусские и различные европейские традиции, нашла выход в синтетическом характере барокко. Практически еще в течение первых трех четвертей XVШ в. у нас была жива архитектура позднего Средневековья.
Ко времени утверждения на русской почве классицизма критерии «достойного» стали более определенными. В конце рассматриваемого нами периода архиепископ Тверской Мефодий Смирнов писал, что Дом Божий следует украшать наилучшим, «пристойным» образом. «Пристойный», то есть подобающий, правильный, как заметила Е.Д. Шеко, во многих случаях используется как своеобразный шифр эпохи, это слово, означающее «новейший, в лучшем европейском вкусе». Она приводит ряд примеров описания храмов, выявляющих связь понятия пристойности с европейским вкусом. В описании Московского Новоспасского монастыря, составленном игуменом Ювеналием Воейковым в 1802 г., сухо перечисляются старинные монастырские постройки: «Соборная Преображенская церковь о пяти главах, с западной и южной сторон паперти со всходами, оныя все покрыты по железным стропилам листовым железом».
Далее приводятся длина, ширина, высота храма, перечисляются вклады государей. Когда же заходит речь о новой колокольне, появляются совершенно другие интонации: «Колокольня, здание огромнейшее, украшенное снаружи в пристойных местах колоннами и фронтонами, убрана внутри и извне вся штукатурною работою», внутри колокольни — церковь с иконостасом «преизрядной работы». Слова «украшенный», «пристойный», «преизрядный» применяются только здесь, оказываются применимыми только к ордерной архитектуре.
Аналогично описание Киево-Печерской лавры, сделанное другим автором, — митрополитом Евгением Болховитиновым. Говорится о древней Успенской церкви «четвероугольной, со впадиной от запада, с притворами по бокам», приводятся ее длина, ширина, высота, описывается покрытие медными листами, а глав — золотом. Но главное внимание автора привлекает опять-таки колокольня: «здание огромнейшее, в четыре яруса осьмиугольной пирамидальной фигурою и составлено из четырех архитектурных ордеров прекрасной соразмерностию… План и фасад изобретен славным тогдашним Итальянской школы архитектором Иоганном Готфридом Шейденом, который сам и надсматривал строение». Опять все лестные эпитеты адресованы произведению новейшей архитектуры, тогда как в старой оказывается почтенной только ее древность. Характерно, что это пишет именно митрополит Евгений — знаменитый исследователь древностей.
