Доходный дом А. Ф. Бубыря

Доходный дом А. Ф. Бубыря
Доходный дом А. Ф. Бубыря

Вслед за домом Т. Н. Путиловой здание на Стремянной улице ознаменовало высшую точку в развитии «северного» модерна (постройка их была разрешена соответственно 15 апреля и 28 августа 1906 г.).

Проект выполнялся для почетного гражданина К. Н. Угрюмова и его сестер, но уже в ходе строительства владельцем участка стал А. Ф. Бубырь. Творческое сотрудничество Николая Васильева и Алексея Бубыря, начавшееся в 1906 г., составляет одну из ярчайших страниц русского модерна.

Дом на Стремянной явился для них программным произведением, во многом определившим последующие пути архитекторов. Здесь, одновременно с блестящим эскизом Васильева для дома Ушаковой на Широкой улице, был найден экспрессивный вариант неоромантического «нордического» стиля, который затем нашел выражение и в совместных с Бубырем работах для Ревеля (Таллина), прежде всего — в здании Немецкого театра.

Работая с соавторами (С. С. Кричинским, А. И. Дмитриевым, А. И. Ржепишевским и другими), Васильев, как правило, брал на себя общее композиционное решение и художественную разработку фасадов, неизменно сохраняя оригинальность своего почерка.

В доме на Стремянной также следует считать главным автором фасада Васильева, а планировки — Бубыря.

Расположено здание на узком участке. Шестиэтажные жилые корпуса обступают глубокий двор с трех сторон. В лицевом двухпролетном корпусе были устроены шестикомнатные квартиры, в однопролетных дворовых флигелях — пяти- и трехкомнатные. Квартира домовладельца в десять комнат с просторной гостиной располагалась на верхнем этаже, занимая, кроме лицевого, часть дворового флигеля.

С четвертой стороны двор замкнули невысокие службы с конюшнями и гаражом (сам Бубырь был автолюбителем).

Композиция главного фасада словно заряжена борьбой противоборствующих сил. Нижний этаж прорезан витринами, аркой въезда и входом, которые оставляют лишь узкие простенки. Однако облицовка простенков и перемычек массивными блоками красного пютерлакского гранита скальной фактуры создает ощущение сверхпрочной, фасад предельно напряженной и как бы пружинящей каркасной опоры.

Второй этаж и основание эркера выложены грубооколотым финляндским горшечным камнем. Этот ярус выглядит более легким, но широкие вертикальные полосы талькохлоритовой облицовки имитируют продолжение мощных гранитных «пилонов». Зрительное объединение двух нижних этажей как каменного основания не соответствует функциональной организации дома, имеющего со второго по пятый этаж схожую планировку квартир.

Свободная мозаика крупнофактурной каменной кладки, гипертрофированная монументальность циклопических блоков красного гранита родственны приемам финского национального романтизма. Эти особенности объяснялись и практическими соображениями (использование разномерных кусков без тщательной обработки сколов обходилось дешевле), и стремлением передать живую игру природных сил, создать впечатление глубокого архаизма, пробудить натуральные декоративные свойства материала. Сходство с природной морфологией авторы дома на Стремянной выявляют иррегулярностью общего рисунка, отсутствием четких горизонтальных границ — один ярус естественно перерастает в другой.

Верхняя часть фасада обработана более спокойной, но разнообразной фактурой. Стена покрыта серым заграничным кирпичом и гладкой цементной штукатуркой с «пятнами» шероховатой штукатурки и зеленой поливной плитки, а эркер — плитами горшечного камня. На этом уровне композиция также не теряет динамической напряженности.

Трехгранный эркер смещен влево — к вертикальной оси, на которой размещались гостиные; вверху он плавно переходит в округлый выступ и врезается медным колпаком в высокий щипец-кокошник. Объему эркера, будто вытолкнутому из стены, противопоставлена вытянутая на три этажа ниша. Этот контрапост «взламывает» стеновую тектонику.

Вертикальные полосы глазурованного кирпича, соединенные над окнами четвертого этажа в виде стрельчатых арок, воспринимаются как дальнейшее продолжение каменных «пилонов» и образуют с ними подобие единого «каркаса». Но такая «каркасная» структура чисто изобразительна. Это — тектоническая метафора. Ощущение упругости поддерживают многочисленные шестиугольные проемы со срезанным верхом. Ряды их логично завершают обе части фасада — нижнюю и верхнюю.

Архитекторы ввели богатую палитру естественных и искусственных материалов: гранит и талькохлорит, штукатурку, кирпич и майолику, кованое железо, медь и дерево. Тонкими сопоставлениями, напряженными контрастами, столкновениями фактур мастерски выявлены и подчеркнуты имманентные выразительные свойства каждого материала, его роль в общей композиции. Фактура обыграна столь остро и живо, что ощущается как бы на ощупь. При этом разнородные фрагменты облицовки составляют гармоничную гамму, в которой доминируют оттенки серого цвета.

Васильев и Бубырь творчески восприняли те импульсы, которые исходили, прежде всего, от национального романтизма Финляндии. Оттуда взяты основной словарь форм, отношение к материалу, композиционные приемы. Увлеченный творчеством Э. Сааринена, Васильев ездил к нему практиковаться, и финский архитектор признал в русском коллеге равного мастера.

Бубырь побывал в Финляндии еще в студенческие годы. Естественно, они опирались и на петербургский опыт — произведения Ф. И. Лидваля. Постройка их близка также работам рижских архитекторов К. Пекшена и А. Лаубе, в особенности — зданию школы А. Кеныня (1905), с которым схожи рисунок цоколя и проемов, иллюзорная каркасность фасада.

С финской архитектурой 1900-х гг. дом на Стремянной роднит и рельефный декор. И все же произведение Васильева и Бубыря наделено оригинальными чертами, а его убранство отличается неповторимым своеобразием авторского почерка, органическим единством с архитектоникой фасада. Здесь Васильев продемонстрировал высочайший артистизм, блестящее умение стилизовать мотивы природы, обобщить и геометризировать форму изображений.

Фасад снизу доверху населен всяческой живностью. У входа на лестницу застыли, как вечные стражи, две птицы с длинными клювами и опущенными крыльями, похожие на сову и дятла. Они высечены только на внешней стороне гранитных блоков-опор резкими лаконичными штрихами. Так же выразительны и лапидарны схематичные изображения рыб на пятах въездной арки, исполненные экономными движениями резца. Все они даны в уплощенном рельефе и, несмотря на законченность художественной формы, остаются лишь декоративно обработанной поверхностью каменных глыб, трудно поддающихся моделировке. Парные фигуры не повторяются — во избежание симметрии и ради живого разнообразия.

С безграничной фантазией архитектор изобретает все новые мотивы и образы, перенесенные из мира природы на фасад доходного дома.

На скосы окон второго этажа выплыли обитатели вод, уселись загадочные существа, разинули рты жуткие, грубо-архаичные маски, а над проемами выросли маленькие елочки, составленные из простых треугольников. Выше, в простенках,— сплоченные группы лесных птиц (сов и дятлов), еще выше — большой мухомор рядом с крошечными небесными светилами, геометрические элементы, которые вдруг обращаются в подобие масок. Даже абстрактные детали и отдельные блоки камня, вовлеченные в этот экзотичный, загадочный мир, словно пробуждаются к жизни, наполняются витальной силой.

Декоративный ансамбль не только наделяет фасад щедрой зрелищностью. Рельефы прочно вчеканены в конструктивную структуру, жестко скрепляют узлами ее силовые линии. Выверенный лаконизм, высокая мера условности, выявление конструкции изображений, безупречное чувство ритма, колкость очертаний и плоскостность превращают рельефы в своего рода монументальную графику, которая органично срастается с архитектурной основой.

Неразрывная спаянность декора со стеной подчеркнута и тем, что рельефы выполнены в материале самой облицовки (граните, горшечном камне, цементной штукатурке) и размещены в опорных точках, несущих реальную нагрузку: в пятах перемычек, на скосах и завершениях окон, в простенках и сочленениях элементов фасада. По всем этим качествам дом на Стремянной является наиболее целостным образцом синтеза искусств петербургского модерна.

Принцип стилизации, линейно-ритмической и структурно-пластической переработки формы, составлявший одну из системных основ модерна, нашел здесь последовательное и законченное воплощение. Эти приемы колеблются от степени, близкой изобразительности до граничащей с абстракцией. Детали декора зачастую обретают характер пластических иероглифов. Некоторые петербургские архитекторы (в первую очередь, С. И. Минаш) взяли на вооружение декоративные приемы Васильева, но никто не смог приблизиться к его виртуозному мастерству.

К сожалению, фасад здания сильно проигрывает из-за невыгодного расположения: он обращен на север, затенен, а неширокая улица не дает возможности охватить его единым взглядом. Зато изнанка дома — слепые брандмауэры и верхняя часть дворовых флигелей — случайно осталась открытой к свободному углу квартала.

Эта спонтанная архитектура активно вторгается в окружающее пространство. (В 2001 г. надстроена с тыльной стороны мансарда лицевого корпуса.) Облик дворовых строений строго функционален, но полон выразительности и своеобразия. Ведущий мотив — шестиугольные окна разной ширины. К пластичному выступу черной лестницы ведет крыльцо с гранитной колонной в дверном проеме. Этот остроумно шаржированный элемент ордера составлен из рустов рваного камня, круглого ствола, наполовину тесаного, наполовину шлифованного, и капители — грубо околотого верхнего блока.

Небольшой округлый выступ парадной лестницы в другом углу двора обведен на верхнем этаже узкой галереей, соединявшей разные части большой квартиры. Марши лестницы, не имеющей промежуточных площадок, стремительно взбегают по спирали. Стоящий в вестибюле камин с трапециевидным верхом типичен для «северного» модерна. Геометризованные орнаменты со стилизованными цветами близки декоративным мотивам Э. Сааринена и других финских мастеров. В квартирах сохранились изразцовые печи, двери с расстекловкой, несложная лепка потолков.

В доме на Стремянной прошли лучшие годы недолгой жизни Алексея Бубыря. Здесь была его мастерская. А в 1917 г. по этому же адресу поселился и Николай Васильев. Социальные потрясения оборвали активную творческую деятельность зодчих. Бубырь погиб в 1919 г., а Васильев, после долгих странствий, нашел пристанище в Нью-Йорке.

Доходный дом А. Ф. Бубыря
Доходный дом А. Ф. Бубыря