Классицизм — завершающий этап феодально-абсолютистского периода русской истории. Классицизм (от латинского classicus — «образцовый») — понятие, используемое в истории искусства и архитектуры в целом для обозначения целостного художественного направления, в основе которого лежит культ разума и идеального порядка, а в качестве источника используется античное наследие. В истории русской архитектуры так называют период 1760—1820-х гг., хотя ряд признаков классицизма прослеживается и позднее.
Специфика архитектуры классицизма выявляется в сопоставлении ее образного строя с архитектурой барокко: сложности и «роскоши» композиций Растрелли, Чевакинского, Аргунова противостоит ясность и «простота» нового стиля, отказавшегося от пластической избыточности. Отказ диалектичен: классицизм в России унаследовал достаточно много черт архитектуры предшествующего периода. Смена вкусовых предпочтений, произошедшая в России в начале 1760-х гг., столь же закономерна, сколь закономерны предшествующие и последующие «переломы»; в ней нашли отражение глубинные социально-культурные сдвиги, происходящие тогда в России. Завершая историю архитектуры периода, начатого петровскими преобразованиями, эпоха классицизма подготовила почву для нового перелома, относящегося к 1830-м годам.
Почти три четверти столетия, о которых пойдет речь в этой главе, едины в одном: Россия — крепостническое государство, оплот «просвещенного абсолютизма». Мощь империи не могут поколебать народные волнения, например пугачевское восстание, хотя это грозный знак внутренних противоречий. Французская революция и казнь Людовика XVI насторожили правительство России, открывшей двери политическим эмигрантам-монархистам, однако во Франции идея монархии снова торжествует с приходом к власти Наполеона Бонапарта. Войны с Наполеоном, особенно Отечественная война 1812 г., способствуют консолидации социальных сил страны. Осознание исторической обреченности крепостного строя, сложившееся не без влияния просветительской философии и революционного демократизма Франции, не взламывает основ абсолютистско-крепостнической империи, пережившей первое серьезное потрясение в декабре 1825 г.
Государственный строй основан на жесткой социальной иерархии, возглавляемой дворянством; впрочем, идеологическая программа конца XVIII в. строится на концепции «узла сословий», предполагающей сознательное единение классов под эгидой царя-самодержца. Освобожденное в 1760—1770-е годы от обязательной службы дворянство склонно максимально использовать свои права хозяев-крепостников, но историческая справедливость заставляет помнить о социальных обязанностях, вне которых не мыслят своей общественной роли лучшие представители сословия. Из высших слоев дворянства вышли великие деятели русской культуры: граф И. И. Шувалов, основатель Академии художеств, заложивший основы ее коллекций произведений искусства, княгиня Е. Р. Дашкова, директор Академии наук и президент Российской Академии, деятельность которой способствовала возрождению отечественных начал в культуре; сенатор граф А. С. Строганов, президент Академии художеств, директор Публичной библиотеки в Петербурге, собравший ценнейшие коллекции памятников искусства, один из донаторов Казанского собора; канцлер Н. М. Румянцев, создатель известного кружка исследователей русской древности; государственный секретарь А. Н. Оленин, историк, этнограф, писатель, директор Публичной библиотеки, открытой им «на общую пользу», президент Академии художеств, и многие другие.
В рассматриваемый период происходит развитие русской промышленности. К началу XIX в. число промышленных предприятий по сравнению с 1760 г. увеличилось вдвое, за следующее тридцатилетие оно снова удвоилось. Развивается торговля. Число ярмарок и торговых центров, в том числе международных, достигло 2000, в связи с этим растет сеть сухопутных и водных дорог. Таким образом, в стране крепнут социальные силы, которым предстоит реализовать переход к новому, капиталистическому типу производства и к новым, буржуазным, формам социального бытия и мировоззрения.
Особо важен с точки зрения развития архитектуры процесс начавшейся урбанизации страны. Уже в 1775 г. в России насчитывается 50 губернских и около 600 уездных и «заштатных» городов. Заметен рост новых городов на юге России, где после русско-турецких войн (1768—1774 и 1787—1791) окончательно закреплены были за Россией Причерноморье, Крым, присоединена Бессарабия, а также в Сибири и на Урале. В ходе реформы административного устройства, предпринятой Екатериной II, были усилены права городских властей, что положило начало городскому самоуправлению, в котором принимали участие как дворяне, так и состоятельные горожане из купцов и промышленников. Это привело к появлению новых типов общественных зданий: присутственные места, суды, казначейства, дворянские и купеческие собрания и пр.
Второй государственный акт, способствовавший развитию архитектуры,— указ 1763 г. «О сделании всем городам, их улицам и строениям специальных планов, по каждой губернии особо». Началось преобразование городов, отвечавшее представлению о городе как о самостоятельном, иерархически слаженном, гармонически урегулированном целом пространстве.
Для этой работы необходимо было знание страны, которым правительство Елизаветы Петровны, строго говоря, еще не располагало. Например, Сенат, раздавая должности градоначальников, не имел отчетливого представления о том, где эти города расположены (Екатерина II купила за 5 рублей в Академии наук карту России, подарив ее Сенату). В царствование Екатерины II было предпринято сплошное межевание земель, сняты инструментальные планы большинства городов, составлены «Исторические и топографические описания» разных местностей и городов. В этой работе приняли участие не только громадный штат землемеров, но и местная интеллигенция — чиновники, учителя, священники, «просвещенные» любители из разных слоев населения.
Особая типологическая ветвь архитектуры была взращена расцветом русской культуры. Это театры, музеи, библиотеки, университеты и пр. В полной мере оценить путь, который прошла русская культура за два-три поколения, можно, вспомнив, что его начало отмечено лишь немногими именами — Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова, тогда как 1820-е годы — это время зрелой исторической науки, блистательной литературы, освещенной именами Пушкина, Жуковского, Карамзина, и время сложившейся журналистики, активной деятельности столичных и провинциальных университетов, расцвета музыки и изобразительного искусства.
Заказчик. Общественные здания и крупные инженерные сооружения эпохи классицизма строятся в рамках государственного заказа. Государство ведет и градостроительные преобразования. Крупные проекты санкционирует Сенат, церковным строительством ведает Синод. Однако окончательное решение принадлежит императору — хранящиеся в архивах чертежи тех лет имеют визу «Быть по сему».
Огромное строительство ведется по личным заказам царской фамилии — дворцы, усадьбы, музеи и т. п.
Особый тип заказчика — богатый вельможа. С именами Юсуповых, Голицыных, Шереметевых и др. связана история множества выдающихся архитектурных памятников. Это были люди самобытного, сильного и противоречивого характера. В них соединялась европейская образованность с полуварварской тягой к роскоши, в которой они соперничали с двором. «Волтерьянство» (пример подавала Екатерина II, которая вела оживленную переписку с Вольтером и Дидро) и философствование о Разуме и Естественном праве, оставаясь, по выражению В. О. Ключевского, в сфере «украшения умов», ни в коей мере не влияли на судьбу тысяч душ крестьян, которыми они владели. Ориентация на французскую и английскую культуру (по словам Герцена, «быть образованным в эти годы означало быть наименее русским») не препятствовала искреннему патриотизму. И хотя искусство архитектуры сняло с их дворцов и усадеб узкосословный дух, следует помнить, что возводились они как символы сословного самоутверждения.
Освобожденные от службы дворяне ведут активное усадебное строительство. Среднего достатка помещик не мог, как правило, пользоваться услугами профессиональных архитекторов, и в массе своей дворянские усадьбы строились силами крепостных мастеров, по возможности в подражание общему стилю. Таковы усадьбы Пушкиных на Псковщине, Аксаковых в Абрамцеве под Москвой, Некрасовых в Карабихе на Волге, Римских-Корсаковых в Тихвине, Толстых в Ясной Поляне и т. д. Не случайно здесь названы «дворянские гнезда», связанные с самыми светлыми страницами русской культуры. Благодатная природа и народные традиции стали почвой, на которой привилась и дала яркие самобытные плоды завезенная из столиц европеизированная культурная традиция, и, как писал И. Э. Грабарь, «еще вопрос, в чем больше русского духа, в башнях ли кремлевских стен или в „домах с мезонинами” и колоннах „дворянских гнезд”».
Поднимающееся «третье сословие»— купечество и промышленники — еще не выделяется как самостоятельный, со своими целями и предпочтениями, заказчик. Архитектурная среда быта и деятельности строится или по старому образцу, или в подражание дворянской. Однако уже появляются признаки становления новой системы ценностей, в которой царят здравый смысл и прямой расчет. Знаменательна история творческой неудачи великого Растрелли: спроектированный им в формах барокко петербургский Гостиный двор (1757), начатый строительством, был закончен по требованию купцов в духе «более простого» (и потому дешевого) нового архитектурного стиля по проекту Ж.-Б. Валлен-Деламота (1761).
Ценности и предпочтения. «К славе великой империи, к чести своего века, к бессмертной памяти будущих времен, к украшению столичного града, к утехе и удовольствию своего народа» — эти слова В. Баженова, гравированные на закладной доске Кремлевского дворца в Москве, могут служить ключом к системе целей, которые ставит перед собой архитектура. Идеи государственности и «просвещенной монархии» отождествляются с достоинством, порядком, покоем. «Великолепие» не уходит из числа эстетических критериев оценки архитектуры, но рядом возникает другой, не менее значимый критерий — «благородная простота», отвечающая культу Истины и Разума, который был воспринят вместе с классическим арсеналом форм.
Патриотический подъем, вызванный победами русского оружия в конце XVIII в. и в 1812 г., усиливает патетические ноты в архитектурных образах, и воинская доблесть становится одним из ведущих сюжетов в скульптуре и архитектуре.
В текстах Баженова, относящихся к Кремлевскому дворцу, мы находим еще один ключ к классицизму: «Что в древность Греция и что мог Рим родить, то хощет Кремль в своем величестве вместить». Античную культуру не просто чтут, как раньше, теперь ее хорошо знают. В России читают «Историю искусства древности», написанную немецким искусствоведом И. Винкельманом (1764), и знают о сенсационных открытиях Помпеи; восхищаются мощью образов Рима в офортах Пиранези и изучают труды мастеров Возрождения, опирающихся на классику. Все это в совокупности с «классической» ориентацией общего образования тех лет превращает античность в средоточие идеалов прекрасного. Вневременность классической гармонии позволяет соотносить с нею самые разноречивые ценности и программы — от идей монархизма до идеалов гражданской свободы, и не случайно декабристы «видят» свои утопии на фоне ордерной архитектуры.
Не следует думать, что каждая классицистическая постройка отражает представления, о которых шла речь выше. При выборе стиля действует нередко и прямая дисциплина — подчинение правительственному указу, и обычный конформизм, и далеко не изжитая общественным сознанием сила обычая.
Если античность — идеал, то какое место в системе ценностей и предпочтений отведено отечественным традициям? На этот сложнейший вопрос, привлекающий внимание историков и теоретиков архитектуры, может быть дан в схематичной форме следующий ответ. «Генетический потенциал» архитектуры (т. е. запас способов пространство-образования и формообразования, который органически и исторически присущ данному региону и живущему на его территории человеческому сообществу) не может не оказать влияния на сознание и заказчика, и архитектора. Учитывая отмеченное выше сословное расслоение архитектуры, можно предположить, что действие местных традиций должно сильнее сказаться в массовой непрофессиональной архитектуре и профессиональное мышление не может быть полностью свободно от их влияния. Но это подспудный, глубинный фактор, обусловивший ассимиляцию классицистической системы русской архитектурой. Что же касается отечественного средневекового зодчества как такового, то его ценность меркнет в свете интереса к классике. Ряд памятников Москвы и других городов сохраняет статус отечественных святынь (в силу связанных с ними исторических событий, например соборы Московского Кремля), но многое было разрушено, и кроме того, как заказчики, так и архитекторы перестают, за редкими исключениями, обращаться к допетровскому зодчеству в поисках «образцов».
Только в конце XVIII — начале XIX в. в связи с ростом патриотических настроений в просвещенных кругах начинают осознавать красоту «готических» (как тогда называли все средневековое) памятников.
Термин «готическое» заслуживает внимания. Как известно, он относится к европейскому средневековью, интерес к которому в Европе был связан в это время с распространением масонства и его стилизованными ритуалами. Одновременно привлекает внимание и мировое средневековое наследие, в частности «экзотические» культуры Востока, Индии и других стран, вовлекаемых в сферу колонизаторской политики европейских государств. Отзвуки этого процесса слышны и в России, где в рамках предромантического направления появляются, вместе с первыми стилизациями на русские темы, «готические», «китайские» и «восточные» постройки.
