Если рассматривать Рождественский храм в качестве вотчинного, построенного по заказу помещика для семейного пользования, то кажется странным обращение А.И. Репнина к шестистолпной соборной типологии. На фоне модного в то время увлечения ярусно-центрическими храмами в вотчинном строительстве применение кремлевского типа в Великом воспринимается сознательной архаизацией, нехарактерной для прогрессивных взглядов сподвижников Петра I. Но если предположить, что при сооружении Рождественской церкви значительную роль сыграли жители богатого села Великое — купечество и посадское население, то использование кремлевского типа может быть объяснено их желанием иметь в родном селе большую соборную церковь, аналогичную по значению главным городским соборам. В таком случае выбор кремлевского типа говорит об устоявшемся понимании этого типологического варианта в качестве основного при постройке храмов соборного назначения. Отметим еще раз, что осознанный выбор типологии в рассматриваемом случае мог исходить от «корпоративного» заказчика отнюдь не элитарного происхождения, в отличие от XVII в., когда в качестве инициаторов сооружения шестистолпных храмов выступали исключительно государственные деятели высшего ранга. Хотя не исключено, что в постройке Рождественской церкви в Великом мог принимать какое-то участие Ростовский и Ярославский митрополит Досифей (Глебов), упомянутый, в отличие от А.И. Репнина, в надписи на стене храма при входе в жертвенник4. Как известно, Досифей входил в оппозиционную Петру I партию царевича Алексея и был казнен в 1718 г. после расследования, организованного Петром. Являясь, таким образом, поборником старого жизненного уклада, именно Досифей мог предложить использовать в Великом кремлевский тип как наиболее соответствующий его личным представлениям о древнерусской соборности. Так или иначе, в сооружении шестистолпного собора в центре ярославского села Великое можно усмотреть сохранение в начале XVIII в. комплекса черт идейного и образного содержания, которыми традиционно наделялись шестистолпные храмы XVI-XVII вв.
В наружном облике собора в Великом заметно сочетание устоявшихся типологических черт с композиционными новшествами. Традиционное деление продольных фасадов на четыре прясла усложняется введением городчатого карниза, отсекающего поле декоративных закомар, завершением каждого прясла парой закомар-кокошников, поставленных на карниз, а также расположением оконных проемов, лишенным строгой упорядоченности. Ширина самих прясел непропорционально увеличена по сравнению с тонкими лопатками, не имеющими никаких ордерных элементов. Крайнее восточное прясло многим уже остальных и имеет в своем завершении только одну псевдозакомару. Три невысокие абсиды активно выступают из объема четверика. На каждой из них расположено по одному крупному окну, обрамленному лапидарным наличником простой прямоугольной формы с колонками из пиленого кирпича, поставленными на уступчатые консоли. Единственным украшением абсид- ной части служат сохранившиеся фрагменты изразцовых вставок, расположенных по бокам от колонок наличников. Восточная стена выше абсид не расчленена на прясла, а обрамлена лишь боковыми обходящими лопатками. Поперечные фасады имеют в своем завершении по шесть кокошников-закомар, отсеченных карнизом. Над современным западным притвором, пристроенным на рубеже XVIII-XIX вв., в среднем прясле стены можно увидеть оконный проем, обрамленный единственным фигурным наличником, заходящим своей верхней частью на карниз. Конфигурация завершения наличника в виде «короны» свидетельствует о его ранней дате, одновременной строительству церкви. По такому высокому расположению окна можно заключить о первоначальности западной входной палатки, которая на рубеже XVIII-XIX вв. получила классицистическое оформление.
Церковь в Великом сразу была перекрыта четырехскатной кровлей и завершена сильно смещенным к востоку пятиглавием. Однако первоначальные барабаны не сохранились, и сейчас возможно судить о пространственной композиции купольного завершения храма лишь по восстановленным реставраторами формам. Главы не были поставлены симметрично относительно центральной: западная пара была отнесена к западу, в то время как восточная пара зрительно вплотную примыкала к среднему барабану. Расположение пятиглавия было строго соотнесено с внутренним устройством храма, и из-за особенной ширины основных прясел стен (а значит, и внутренних компартиментов) группа барабанов выглядит некомпактной и слишком отодвинутой к востоку. В целом композиция из пяти соборных глав оставляет впечатление излишней массивности и тяжеловесности. Общий пропорциональный строй памятника складывается из подобных противоречий. Четверик храма сильно вытянут в продольном направлении, но совсем не высок, зато четырехскатная кровля имеет высоко поднятый конек, над которым возвышаются барабаны. Высота центрального барабана вместе с подъемом кровли равна общей высоте стен храма. Абсиды слишком малы по высоте, но еще более растягивают и без того удлиненный четверик с непропорционально тонкими лопатками. Композиция фасадов строится на принципах нерегулярности, и впечатления гармоничной стройности не достигается: крайние восточные прясла слишком заужены, малые барабаны выходят за их пределы и зрительно опираются на узкие лопатки, боковые порталы сильно смещены относительно центра прясел, а нижний ряд оконных проемов не привязан ни к вертикальным, ни к горизонтальным осям. Из перечисленных черт рождается помпезный, но лишенный стройности образ, воплотившийся в провинциальном памятнике купеческой архитектуры.
