Различные повороты в архитектуре имеют лишь ограниченное влияние на основное направление в истории архитектуры, которая все больше костенеет. Наибольшая мобильность наблюдается в историографии современной архитектуры. Эта область историографии обычно бывает на самом виду (и все еще демонстрирует множественность взглядов, которая впоследствии исчезнет).
Историография самого недавнего прошлого привлекает, как правило, не так много внимания и считается менее важной, чем это будет впоследствии. Достижения недавнего прошлого нередко описываются с недостаточной полнотой по сравнению с явлениями чуть более отдаленными во времени, и последние десять лет часто бывают представлены не так хорошо, как архитектура десяти — тридцатилетней давности.
Но историки не слепы к переменам во вкусах. Лишь новизна часто делает новую архитектуру более привлекательной, чем ту, что предшествовала ей и по этой причине оценивается как старомодная. Пусть архитектура прежних лет утратила качество новизны, она все же еще слишком молода, чтобы казаться вневременной.
Поскольку во все периоды доминируют свои темы и перспективы, возникает впечатление, что история непрерывно переписывается заново, и о ней пишется чересчур много. Это недовольство вызывается в немалой степени тем обстоятельством, что авторы часто перефразируют то, что уже было сказано до них, и описывают одни и те же события.
Или же историки опускают события, которые уже когда-то анализировались, и потому задача увидеть под новым углом зрения не представляется особенно важной. А ведь эта задача предполагает рассмотрение одного или двух аспектов, которые раньше рассматривались редко или вообще не получали внимания.
А все излишнее или перефразированное часто окостеневает. Что бы ни оказывалось опущено, всегда есть шанс, что оно возникнет вновь, если перспектива переменится в благоприятную для этого явления сторону, но обычно оно уходит в забвение. Очень редко добавляется нечто такое, что обеспечивает себе постоянное место в истории.
Но обычно за эрозией следует окостенение. В итоге от многоликого и многогранного изложения остается небольшой, отшлифованный стержень, ключевые роли в котором по-прежнему отводятся авангарду, революции, инновациям и современности.
Окостенение и эрозия истории многих более старых проектов отягощаются еще и тем, что очень мало снимков остается в обращении (во всяком случае, мало изображений объектов в том первоначальном виде, какой они имели после завершения строительства). Кроме того, многие снимки делаются в одном убедительном ракурсе: Торре Веласка (проект БПР), нависающая над Миланом, всегда изображается со стороны Дуомо, а Лесной крематорий Гуннара Асплунда — с нижней точки, с которой он поднимается над склоном холма подобно классическому храму.
История архитектуры превращается в набор символов, где больше внимания уделяется зданиям, а не планам или разрезам, экстерьерам, а не интерьерам, целому, а не деталям. Но это родовая черта трудов общего характера, в том числе и этой книги. Здесь нет места для большого иллюстративного материала по каждому проекту, если что было принято решение уделить сколько-то внимание большому числу проектов.
Процесс окостенения затрагивает более всего архитектуру Западной Европы. Полстолетия идеологического раскола также внесли свой вклад в разделение западной и восточной частей континента в отношении истории искусства, когда Запад играл доминирующую роль, а модернизм был главным движением. История архитектуры двадцатого века, как уже говорилось, состоит главным образом из западноевропейской архитектуры модерна.
К архитектуре, выпадающей из границ модернизма, авторы обращаются вкратце, если вообще обращаются. Это станет очевидно, если взять в руки наиболее цитируемые книги, посвященные последним семидесяти пяти годам. Они фокусируют внимание на Западной Европе и архитектуре модерна, даже если их названия обещают иное.
В книге «Очерк европейской архитектуры» с 1943 года, которая охватывает намного более длительный период, нежели первая половина двадцатого века, Николаус Певзнер так оправдывает географическое ограничение зоны своего внимания, беря для иллюстрации Болгарию: «Если на следующих страницах об этом и не упоминается, то Болгария все равно в прошлом принадлежала Византии, затем попала под влияние России, и сейчас ее влияние настолько маргинально, что нам простительно опустить разговор о ней. Так что из этой книги исключены упоминания о явлениях, представляющих лишь маргинальный интерес в развитии европейской архитектуры, как и обо всем неевропейском или — коль скоро я предлагаю использовать термин “европейское” — обо всем, что не имеет западного характера».
Таким же образом Центральная и Восточная Европа исключены из «Европейской архитектуры XX века» Арнольда Уиттика, хотя эта книга 1950 года не имеет статуса нормативного справочника в силу того, что в ней стержневая роль отводится области общественного как главного источника архитектурных задач.
Точно так же названные области Европы исключены из книги Генри-Рассела Хичкока «Архитектура: Девятнадцатый и двадцатый века» (1959), хотя это одна из немногих работ, в которой серьезное внимание уделяется «архитектуре, называемой традиционной». В сравнении с большинством других часто цитируемых изданий Storia dell’architettura modema Леонардо Беневоло (1969) дает гораздо более полную картину (так, в ней нашлось место для послевоенного социалистического реализма Восточной Европы).
В работе «Архитектура двадцатого века. Визуальная история», первое издание которой вышло в 1972, а дополненное — в 1991 году, Деннис Шарп представляет широкую панораму развития архитектуры модерна, в особенности первых десятилетий двадцатого века. Architettura contemporanea («Современная архитектура») Манфредо Тафури и Франческо даль Ко, опубликованная в 1976 году, не вписывается в идеологию того времени из-за того, что она имеет менее общий характер, чем большинство других трудов. В книге 1980 года Architecture und Stadtebau des Jahrhuderts («Архитектура и градостроительство XX века») Витторио Маньяно Лампуньяни, как незадолго до него Хичкок, воспринимает традиционализм всерьез.
В отличие от большинства книг общего характера, она построена не на хронологической цепочке событий, а на выделении длинных линий, проходящих через все столетие. Примерно в то же время появились «Архитектура модерна» Кеннета Фрэмптона (1980) и «Современная архитектура после 1900 года» Уильяма Кертиса (1982). В обеих этих книгах, как и в книге Певзнера, архитектура рассматривается как преимущественно западный феномен, хотя в их последующих изданиях больше места и внимания уделено тому, что строилось за пределами Западной Европы и Соединенных Штатов.
