«Эффект» измененной оконной концепции — визуализация самой субстанции света. Форма откоса, достаточно традиционная, собирает и «фокусирует» солнечный свет так, что лучи не рассеянными, а концентрированными «энергийными» потоками пронизывают интерьер. Благодаря сокращению количества окон и размеров проемов и их произвольному размещению, эти потоки становятся различимыми: конусовидными, «оплотненными» .
Характерно, что устроенное таким образом окно существует только для подачи света, как источник чистого света, и не несет никакой информации о внешнем мире. Храм — не просто дом, а дом Божий, а на языке исихастов — дом «обо- женный», преображенный. Все земные субстанции, из которых зиждется храм, тоже претерпевают своего рода преображение. Солнечный свет, проходя сквозь храмовое окно, перестает быть внешней физической энергией, а как бы становится «телесным символом» нетварной божественной энергии.
Если сравнить новые тенденции светового решения в раннемосковских храмах с теми «коррективами», которые вносит Григорий Палама в теорию света Дионисия Ареопагита, то мы можем наблюдать очевидное внутреннее соответствие в векторах движения богословской и зодческой мысли.
— Мы уже отметили общий как для исихастской идеи, так и для образной структуры храма момент «светостремителъности».
— Очевидно, что усиливается тенденция акцентирования световой доминанты: в богословии — как реальности присутствия Бога, в архитектуре — как «телесного символа» той же реальности.
— Объяснимой становится тенденция концентрации и централизации источников света в куполе как основном, «едином» подателе света, если ее поставить в ряд с тем богословским акцентом на «единственность» Божественного света в качестве средства богоприобщения, который делали исихасты.
— Проявляется субстанциональная реальность света, его мистическая самоценность, что может составлять семантическую параллель паламитскому акценту на физическую реальность Фаворского света.
— Тот же параллелизм достаточно отчетливо прослеживается и в характере интерпретации иерархической идеи — и богословы, и зодчие пересматривают иерархическую концепцию «светодаяния» в сторону ее «упрощения», а, по сути, более антропоцентричного толкования. Григорий Палама утверждает, как уже говорилось выше, возможность непосредственного, в обход всех иерархий, контакта человека с нетварным Божественным Светом.
Параллельно в русском храмовом зодчестве этого периода можно отметить такой новый момент в его «световой» концепции как отход от иерархичности «космологического» толка. Такого рода иерархичность как раз наглядно запечатлена во владимиро-суздальских храмах XII в. Небольшие и редкие окна в нижнем ярусе, сплошной опоясывающий ряд высоких окон в верхнем ярусе и, наконец, «прозрачная» ротонда купола создавали иерархически четкую ярусную световую систему, развивающуюся к верху и к центру. Центризм и четко выраженная ярусность художественной системы, по мысли Г.К. Вагнера, были характерными художественно-структурными признаками ее космологизма . В световой концепции того времени это выражалось в поступательном нарастании светоносности в храмовых уровнях символического «земного» неба и «неба небес», что было в прямом согласии с богословской идеей последовательной передачи световой «информации» с одного уровня на другой. В общем космологическом, иерархически организованном «образе мира», создавемом хра- мом48 49, свету, так же, как живописным и скульптурным образам, были назначены определенное место и определенная система взаимоотношений с другими его элементами.
Как мы уже проследили выше, в раннемосковском храме вся эта система претерпевает существенную трансформацию. Отказ от четкой ярусности в организации световых потоков, художественно-образная трактовка купола как основного символически значимого источника света видоизменяют иерархическую идею. Свет, льющийся из-под купола, образно как бы лишается промежуточных «уровней передачи», превращается в единый поток, пронизывающий по вертикали весь храм, и «адресуется» непосредственно человеку, находящемуся в нем. Надо заметить, что этот эффект получает сильную поддержку «в лице» высокого иконостаса, вошедшего в интерьер русского храма именно с этого периода. Не только содержательно , но и чисто композиционно он отрезает от наоса свет алтарных окон.
Эта тенденция в переориентации световой концепции непосредственно на человека и его внутреннюю устремленность, на «микрокосм» вместо «макро- косма»50 51 вполне укладывается в лоно того общего процесса «антропоцентриза- ции», который протекал в религиозной жизни православного мира этого периода и коего исихазм был носителем и проповедником52 53.