Оно обеспечивалось замкнутым периметром внешних укреплений и доминирующей ролью центра в пространственной структуре. Не столь существенно — округлым или составленным из прямых отрезков было очертание этого периметра, и тем менее существенно — точны ли прямые углы четырехугольника и равны ли его противолежащие стороны, подчинена разбивка точному кругу или овалу, следующему природным очертаниям. Не делалось принципиального различия между дорогами, которые идут напрямую, — если нет препятствий для этого, — и путями сложно трассированными в соответствии с характером топографии. Большого различия между городами с радиальной уличной сетью и с прямоугольной сеткой улиц тогда не ощущали. Представление об идеальной форме было достаточно обобщенным, чтобы допускать различия в конкретном.
Закономерность построения одного элемента не считали нужным переносить на другой, если этого не требовали удобства их сочетания. Поэтому внутри округлого периметра оборонительных стен могла сложиться относительно четкая прямоугольная уличная сеть, если ничто не заставляло отступить от такого приема (примерами могут служить Варшава, Краков, Росток, Лейпциг, Нойбран- денбург, Ческе, Будеёвице, Ванс и др.).
Но пояс внешних укреплений всегда был продуманной единой системой. О существовании четкого предварительного замысла свидетельствует обычная последовательность строительства вновь заложенных городов. Внутри укрепленного периметра строительство велось вдоль улиц, шедших к главным городским воротам, и в центре, постепенно заполняя защищенное пространство. Распространенность планов, где выделены главные перпендикулярные оси, как можно предположить, объясняется стремлением наиболее простыми средствами воплотить основные элементы символической модели — четырехчастность, крест главных осей, пересекающихся в центре, закрепленном рынком, собором, ратушей.
Создававшиеся прежде всего главные формирующие элементы городского плана предопределяли дальнейшее развитие пространственной структуры. Детали замысла вряд ли заранее фиксировались проектом, однако этот замысел последовательно осуществлялся в преемственности труда нескольких поколений. Его уточняли и изменяли в соответствии с менявшимися обстоятельствами, но от него не отступали в главном. Элементы, заложенные изначально, оставались дисциплинирующим началом и опорой ориентации.
Средневековые города Западной Европы были, как правило, невелики. Тяготевшая к городу сельскохозяйственная территория не могла прокормить более 10 тысяч жителей. Среди почти трех тысяч поселений средневековой Германии, обладавших городскими правами, лишь 200 имели более тысячи жителей и только в 15 население превышало 10 тысяч. Города с населением в десятки тысяч человек, существовавшие благодаря далеко простиравшимся связям (как Париж, Лондон, Рим, Флоренция, Венеция, Гамбург), были исключением.
Величина города связывалась и с представлением о целостности и ограниченности системы города. Он виделся подобием живого организма, для которого пояс укреплений служил как бы панцирем. Представление закреплялось тем, что границы территории, представленной городу владельцем земель, было трудно расширить. Концентрический рост изначального ядра за счет прилегавших земель был явлением исключительным (Париж, Флоренция, Милан, Нёрдлинген). Неизмеримо чаще, когда город достигал предела уплотнения в пространстве, определенном стенами, а потребность роста существовала, поблизости от старого ядра создавался новый город на арендуемой для него территории.
Этот город тоже становился замкнутым организмом со своим «панцирем» и своим центром. Если и на этом не исчерпывался потенциал роста, могли вновь возникать столь же замкнутые единицы. Иногда их автономия закреплялась (как в Каркассоне на юге Франции, где в ХИ-ХШ вв. при замке местных феодалов на холме возник окруженный стенами ремесленный Верхний город, дополненный лежащим за рекой Од Нижним городом, получившим регулярный план). Но замкнутые единицы могли объединиться в целое высшего порядка. Так происходило в Германии развитие Ростока, где к старому городу, основанному в 1218 г., через полтора десятка лет с западной стороны примкнул Средний город (1232), а в 1265 г. добавилось еще одно звено. Хильдесхейм в 1220 г. также стал соединением трех городов; Брауншвейг к 1400 г. был охвачен поясом сложившихся в единый массив сателлитов. Пары же, образованные изначальным и новым городским организмом, в Германии и Франции насчитываются десятками. Концепция города как упорядоченного и завершенного подобия космоса тем самым не нарушалась в ходе постепенного развития.
Когда разновременно сложившиеся ядра сливались в одну общину, их охватывал единый пояс укреплений, трассы главных улиц связывались. Складывался полицентрический характер нового целого — городская жизнь дифференцировалась, каждый из старых центров получал особую роль. Усложнившаяся система получала выражение в пространственной организации и силуэте — как в Ростоке с его четырьмя главными акцентами: колокольнями храмов в главных очагах общественной жизни города, множеством малых вертикалей, отмечающих ее второстепенные узлы, и зубчатым очертанием семибашенной ратуши. Структуру исторического ядра Эрфурта, развивавшегося с XII в., стало определять взаимодействие нескольких центров, среди которых выделяется подобие акрополя — Соборный холм. Его вершину увенчала группа, образованная собором и церковью св. Северина; силуэт группы высокой короной поднят над городом. В составных городских организмах пространственное целое формировалось в соответствии с новой системой, причем интеграция не подавляла сложности целого и вошедших в него частей, хронотоп средневекового города связывал пространство не только с временем восприятия индивида, но и с историческим временем, в котором происходила трансформация пространственной структуры.
Для жизни средневекового города особое значение имел рынок, где сбывалась продукция местного ремесла и происходил обмен товарами между городом и деревней. К отношениям, формируемым рынком, восходили правовые институты Средневековья; из рыночного права выросло городское право, рыночный суд превратился в городской. В раннем Средневековье рынок располагался вне городских стен; введенный внутрь, он формировал обширное протяженное пространство — линейный хребет городской структуры — или площадь, главный узел жизни города. В непосредственном соседстве с последней ставился собор, со времени укрепления городов на их рыночных площадях появились ратуши. Рыночной площади, месту не только торговли, но и общения, обеспечивалась замкнутость. Обстройка ее была плотной и непрерывной. Улицы вводились в ее пространство через углы, по направлениям, касательным сторонам, что обеспечивало эффект внезапного раскрытия обширного пространства, заполненного активной жизнью. Центр его не просматривался издали, что способствовало обороне при вторжении врага. К тому же это направляло движение вдоль зданий, сохраняя «сердцевину» площади для ее главных функций. Если улиц, устремленных к площади, было слишком много, перед выходом к ее пространству они объединялись в пучки.
С площадью вокруг собора рыночная часто соприкасалась одним из углов — такой прием обычен в городах Германии и Франции (из многочисленных примеров назовем Дрезден, Мейсен, Пир- ну, Наумбург, Росток в Германии, Монпазье и Монтобан во Франции). Возникала эффектная связка городских пространств, а массы собора включались в ритмическую систему асимметричного пространства рыночной площади. Ее собственным главным зданием была ратуша, обычно увенчанная башней или высокой ажурной короной. Она не растворялась в ряду застройки, занимая целую сторону площади или выступая между улицами по боковым сторонам (как палаццо Пубблико в Сиене, Италия); в иных случаях оно открывалось в пространство двумя сторонами (при этом выступающий угол акцентировала башня — как на Староместской ратуше в Праге). Особое значение ратуши могло подчеркиваться и островным расположением — у одной из сторон площади, как в Таллине, или посредине, как в Пирне. При этом здание могло делить площадь на части, имевшие особое назначение. Так, в Лейпциге Старая ратуша отчленила от Главного рынка площадь Задний рынок со зданием биржи; в Баутцене ратуша делит сложно очерченное пространство на Главный рынок и Мясной рынок.
«Островком», как правило, возвышалось и здание собора. Соборная площадь не вмещала столь разнообразных проявлений жизнедеятельности, как рыночная, — она служила открытым кулуаром для выходящих из собора (в Средние века он мог вмещать все население города) и местом для организации шествий, обходящих здание. Пространство этой площади очень плотно заполнялось массой собора. В отличие от ратуши, обозримой в своей целостности на обширном пространстве рынка, соборы воспринимались «в упор», фрагментарно, в резких ракурсах,/ которые драматизировали верти кал изм храмовой архитектур, достигший апогея в поздней готике, и грузную мощь конструкций, вынесенных за пределы интерьера.
Лишь перед главным входом пространство чуть расступалось, позволяя охватить взглядом торжественные порталы с их назидательной аллегорической скульптурой (площади, которые раскрывали перед готическими соборами градостроители XIX в. — как перед Нотр-Дам в Париже — решительно изменили характер их восприятия и снизили рассчитанную силу образного воздействия). Масса здания в целом, с завершающими его высокими кровлями и башнями, воспринималась лишь издали, в панорамах города.
Пространства средневекового города не были только интервалами между массами зданий. Они рассчитывались на определенное жизненное наполнение и использовались очень интенсивно. Если на афинском Акрополе объемы храмов, омываемые воздухом, расставлены свободно, как скульптуры, предназначенные для кругового обозрения, то сложные объемы на Соборном холме в Эрфурте плотно заполняют плато на его вершине. Обход вокруг собора обеспечивают лишь узкие террасы, опоры которых поднимаются от подножья склона. Торжественная лестница устремлена к порталу, выступающему из объема собора. Лишь сужающийся в глубину тесный интервал, зажатый по сторонам мощными вертикалями контрфорсов, оставлен между собором и церковью св. Северина. Символический образ ансамбля строится на драматизации контрастов. Архитектурные массы, устремленные ввысь, несоразмерно огромны по отношению к холму и затесненному пространству между храмами. Природное и человеческое подавлены торжественными символами нездешнего могущества. Пафос противопоставления земного и высшей надмирной силы лежит в основе композиции, столь отличной от жизнерадостной гармонии природного и человеческого, утверждавшейся творцами Акрополя.
Города Средневековья имели в своей основе идеальную модель, основанную на сочетании символов и объединенную содержательно, а не формально. Переход к идеальным представлениям о городе, основанным на визуально воспринимаемой целостности и эстетических предпочтениях стал одним из аспектов культуры Ренессанса. Эстетические интерпретации структуры западноевропейского средневекового города, возникавшие с XV по XX вв,, от Альберти до Зитте, Бринкмана, Рауды, давали его истолкование с позиций иного времени, иной культуры. Содержательное в этих интерпретациях отодвигалось на задний план формальным, закономерности формирования системы города оставались неясными. Еще менее отвечают характеру предмета «рационалистические» истолкования, игнорирующие содержательные, символические аспекты градостроительного искусства. Его понимание и изучение возможны только в общем контексте средневековой культуры.
