Перед нами отнюдь не уединенье анахорета, «где деревенский старожил лет сорок с ключницей бранился, в окно смотрел и мух давил». И не угодье-ферма. Здесь никто не «заботится о нуждах низкой жизни», как говорил поэт, никто не пашет. У виллы нет хозяйственных примет. По правде говоря, подсобные помещения есть, но они стыдливо упрятаны в склонах холма и по сторонам дороги, ведущей к воротам усадьбы, да и были пристроены позже, в XVII веке (когда вичентийские графы Капра устроили при ней ферму, прикупив окрест полей). Всем своим видом Ротонда даёт понять, что она не про «сельскую жизнь», — здание явно не продиктовано любовью к таковой; нет, это храм совершенного джентльмена и мудреца. Тут возделывают совсем другую ниву: посевы высокого духа, сбор урожая на пажитях мысли и просветленное мужество пред неизбежным ударом серпа.
Есть такая заветная мечта у человечества, мечта о Золотом веке. Почти три тысячи лет тому назад так описан он у Гесиода: «Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою, горя не зная, не зная трудов». Не в Золотом ли несколько веке пребывает тот из нас, кто, избавлен от трудов физических, может расчистить место для высшей привилегии человека, данной немногим, — посвятить себя искусствам, тем самым приблизившись к Творцу?
Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Пушкин
Проводить жизнь в ученых занятиях вокруг кладезей знания — это идеал Цицерона, который противопоставлял рассеянную жизнь среди светских львов и львиц, in magna celebritate vivere, — стилю жизни in litteris (дословно, «среди букв»). Уединенно, но отнюдь не без навыков гостеприимства, причем самого космополитического свойства. И весьма разборчивого: Ротонда вроде бы открыта на все четыре стороны, но сквозь ее колоннады
Поэт Бернардо Беллинчони. Неизвестный гравер. Милан, 1493
Дюрер, экслибрис гуманиста Виллибальда Пиркгеймера. Латинская надпись гласит: «Себе и своим друзьям». Ксилография, 1501 ►Джованни Антонио Фазоло, фреска на палладианской вилле Кальдоньо: «Приглашение на танец», 1570 Среди приглашенных есть и Палладио — он в черном, крайний слева просеется только равный хозяину, вельможный дух. Она держит на расстоянии непосвященных.
Эти стены пронизывает и держит основополагающий принцип существования гуманиста и его мечта о главной прерогативе человеческой жизни: окружать себя высокими по духу, небудничными людьми (valentuomini, beaux esprits) — как живыми, так и, само собой, великими персонажами прошлого. Гуманист-меритократ не видел в этом ничего утопического, и кто лишит его права стремиться к тому, чтобы водить дружбу с достойнейшими из современников? И вилла Ротонда в этом смысле знала счастливые времена. Когда-то сюда действительно стекалось все, что было талантливого и живого в округе. Для чего она, собственно, и была задумана.
…Как и следовало ожидать, имя Альмерико не прижилось к его вилле (и тут фортуна подвела его!), и творение Палладио сразу прозвали la Rotonda («Круглая»; точно так же в Риме народ окрестил Пантеон), и по сей день она известна во всем мире под этим прозвищем. Она решительно одинакова со всех сторон. Да к тому же всю эту круговую симметрию венчает круглая крыша-купол. Четыре одинаковых портика на паритетных началах выступают из куба здания на все стороны света. Откуда ни глянь, на тебя смотрит фасад (да не один, а два или три). Невольно задаешься вопросом: то ли у нее нет главного фасада, то ли все они главные. А может, долой спор о главенстве, да здравствует равноценность, беспристрастие и уравнение в правах? Не получается: круглая крыша-купол с отверстием в виде окулуса, как в Пантеоне, доминирует надо всем, и возникает подозрение: окулус и есть главное. Он отвечает за центральный вход Ротонды, и приходится признать: то, что входит в Ротонду сверху, и есть наиболее желанный гость, ради которого она строилась. Не знаем как здесь, но в капище Пантеона через окулус проникало само Божество.
Когда-то, за век до Палладио, другой смельчак, Леон-Баттиста Альберти, приложил нечто наподобие триумфальной арки к зданию церкви Сант’Андреа в Мантуе; Палладио идет по тому же пути «сопряжения далековатых понятий» и поступает не менее своевольно, впервые прилагая к частному жилому помещению портик с фронтоном, что мгновенно сообщает постройке сходство с неким древнеримским храмом. «Храмовидный дом», как метко выразился об усадьбе в палладианском стиле Державин.
В данном случае, это «храм в квадрате». Палладио переиграл всех греков с римлянами: они пристраивали портик только к главному фасаду, и на том успокаивались. А наш расположил колонные портики с фронтонами — полноценные лицевые фасады — на каждой из четырех сторон дома. Вдобавок все это на таком высоченном цоколе (характерном для архитектуры храмов), будто на подиуме! Помимо цоколя, ореол сакральности придает Ротонде еще и купол.
