Стены вилы Эмо

Пока из стен виллы Эмо не выветрился дух живого дома, здесь будут стелиться и бродить шепоты о страстях, амурных шашнях и роковых интрижках. При всей строгости и гармоничности палладианских пространств чувствуется, что «недоброй тайны терем этот полн», как сказал Софокл, и ощутимо, как тихо клокочет и стенает где-то в забытых уголках былых времен неизбывный и древний жар Эрота, виновника всех бед. Пока эти стены дышат, не потребуется большого усилия воображения, чтобы вызвать из небытия старинную тень вояки Леонардо, представить себе покои виллы одним каким-нибудь вечером XVI века, — покои обставлены вот этой мебелью, мерцают фолианты в библиотечных шкафах, мирно потрескивает камин, дети уложены наверху, ворота заперты, в саду стрекочут цикады и ухнула сова, свежий воздух потянул от пруда, «осенней свежести благоуханный воздух»… Корнелия скоро встанет, отложит шитье и, поджав губки, уйдет в опочивальню.

Воображению поможет одно стихотворение, редчайшее по умению вжиться в дух эпохи и занимающего нас мира старинной усадьбы. Речь ведется от лица обитателя венетийской виллы, и как раз из того столетия:

Я подвигъ совершилъ военный и кровавый И ухо напиталъ немолчнымъ гуломъ славы,

И прюбщенъ къ Руну, и крепостные рвы Надъ входомъ стерегутъ изваянные львы;

Въ весеннемъ воздухе серебрянныя трубы Звучатъ безъ устали. Пажей пестры раструбы. Другъ Императора, великш Тищанъ,

Мне посоветовалъ соорудить фонтанъ,

Я окружилъ его стеблями тучныхъ лилш, Ростущихъ сладостно въ прохладе влажной пыли. Дождливой осенью резвящееся псы Отыскиваютъ следъ уклончивой лисы,

Рычатъ и прядаютъ оскаленные доги,

Въ потокъ бросается олень широкорогш… Собачьимъ холодомъ пронизанный январь Съ собою принесетъ дымящуюся гарь,

И жаритъ кабана язвительное пламя,

А въ небе плещется прославленное знамя И съ ветромъ говоритъ. И тихо шьетъ жена,

И шея нежная ея обнажена.

Мадонна! потуши припоминанья сердца:

Я, звонкимъ молотомъ дробившш иноверца, Фрiульскихъ береговъ надежда и оплотъ,

У Кефалонш испепелившш флотъ,

Въ болотахъ Павш настигнувшш Франциска,

Я въ недрахъ совести ищу поступокъ низкш… Въ телесной белизне коралловыхъ цветовъ Мне плоть мерещится изрубленныхъ бойцовъ, Въ кудрявой зелени мелькаютъ чьи-то лица. Моя жена молчитъ и спрашивать боится.