Искала себе подходящие, подобающие назначению, формы. Палладио предложил целых пять возможных «матриц» — пять эталонных прототипов загородного дома. И опробовал все пять на гибкость, протестировав не менее трех модификаций каждой матрицы, давая тем самым понять, что их элементами можно жонглировать до бесконечности (так называемый «монтажный метод» Палладио).
Главное нововведение, которое впредь он будет настойчиво использовать в усадебном строительстве, — выступающая из тела здания портик-лоджия с колоннами и фронтоном. Озарение пришло не сразу, а после поездок в Рим. Чтобы оценить новизну художественного эффекта, достаточно сравнить красивое решение, сделавшее понятие «виллы Палладио» феноменом мировой культуры, — с его первыми усадебными постройками 1540-х годов, где центральный фасад как бы прячется среди двух атавистических бастионов. Формула фасада в них еще недонайдена: пока это трехпролетная арка. Таковы ранние виллы Годи, Сарачено и Пизани-Бонетти, которые ориентируются на образец виллы Криколи благодетеля Палладио графа Триссино. Череду великолепных вилл с гордо вынесенным портиком открывает лишь вилла Кьерикати (проект датируют 1550 годом; по поводу датировки большинства вилл Палладио до сих пор нет единства во мнениях).
Палладио, по-видимому, чувствовал, что приставленный портик смотрелся несколько натянуто, и в некоторых постройках он либо погружает портик в тело здания (виллы Эмо, Бадоэр, Пизани в Монтаньяне), либо очень крепко связывает крайние колонны с телом здания аркой-простенком (Пьовене, Ротонда, Корнаро), таким образом визуально спаивая выступающие колонны с корпусом дома. Только на одной из (реализованных) вилл свободностоящие колонны гордо вынесены вперед — на вилле Мальконтента.
Портик с фронтоном — атрибут храмовой архитектуры древних, однако Палладио ошибочно полагал, что древнеримские усадьбы также имели фронтоны. В главе «О виллах у древних» своего Трактата он пишет: «Во всех виллах, а также и в некоторых городских домах я располагал фронтон на переднем фасаде, где главные двери, ибо такие фронтоны подчеркивают вход в дом и весьма содействуют величию и великолепию всего сооружения, поскольку благодаря этому передняя часть выдается над остальными, не говоря о том, что фронтоны оказываются весьма подходящими для гербов, которые обычно помещают на середине фасада. Как видно по многим остаткам храмов и других общественных сооружений, древние, весьма вероятно, заимствовали для них общую композицию и отдельные правила от частных построек, то есть от жилых домов».
На самом же деле ни греки, ни римляне отнюдь не строили храмы по образцу своих домов, и наоборот — им это показалось бы кощунством. В своем трактате предшественник Палладио, Леон-Баттиста Альберти, предостерегал от подобной ошибки: «В частных жилищах никоим образом не следует применять тимпан фронтона, так как это приличествует торжественности храма». Действительно, в античности частные дома строились с плоскими глинобитными крышами, на которых практически круглый год кипела жизнь. Крыши же на храмах, «домах богов», делали со скатами, поскольку они не были предназначены для обитания на них людей, что было бы непочтительно по отношению к богам. В итоге у греков фронтоном украшались только храмы, так что он принадлежал к арсеналу форм сакральной архитектуры.
Получается, привычным нам обликом европейских (в частности, русских) усадеб мы обязаны… благословенной ошибке Палладио. Сколько прекрасного по всему миру родилось из этого недоразумения!
Палладио заблуждался фактически, но культуро- софски мыслил в правильном направлении. «Храмы древних представляли собой в сущности не что иное, как прекрасные жилища, которые они строили для своих героев, ставших богами», — справедливо напоминает П.Я. Чаадаев о происхождении богов. Действительно, согласно одному из принятых в науке объяснений мифологии, боги суть не что иное, как в незапамятные времена реально существовавшие герои, подвиги и деяния которых со временем настолько обросли мифами, что в сознании людей они обожествились. Подобный ход мысли располагал к избранию античного образа жизни, и вот почему. Оставляя христианскую совесть чистой, он потворствовал аристократическому сознанию, которое вписывало себя в ту же парадигму: свершая громкие дела, мы будем богами для будущих поколений. Но главное, почему храмовидный облик сельских усадеб так попал в тон эпохе и пришелся по вкусу, объясняется тем, что он полностью гармонировал с представлением гуманистов о труде на земле как о чем-то религиозно-возвышенном.
Палладио никогда не повторялся, каждая из вилл — уникальна. Единственное, что их объединяет, — внимание к аграрной, экономической стороне усадебной жизни. В них было искомое сочетание безупречной красоты и практичности. Постройки прагматического значения, все те объекты, куда ходят работать (амбары, сеновалы, конюшни, парники-оранжереи, птицефермы-голубятни, мастерские и зернохранилища), Палладио перевел в дотоле неслыханный выспренний язык классической архитектуры, сублимируя низкое в высокое, — так алхимик превращает грубое вещество в золото. Большинство усадеб Палладио производит впечатление неких сельскохозяйственных академий, храмов земледелия. Да и на деле они являлись и до сих пор являются центрами производительной жизни венетийской провинции, помимо того что без их светлых силуэтов отныне станет немыслим пейзаж Венето.
Успех архитектурного языка Палладио был головокружителен. Казалось, что в 40-60-е годы XVI века аристократические семьи Венеции и ее окрестностей вступили в соревнование, кто возведет усадебный дом красивее, и наперебой делали заказы Палладио.
За свою долгую творческую жизнь Палладио спроектировал около тридцати вилл. Все они (те, что дошли до наших дней) сосредоточены в регионе Венето, на материковых владениях бывшей Венецианской республики. Двумя из них ныне владеет государство, остальные — по-прежнему частные. Из воплощенных некогда в жизнь проектов сохранились до сего дня двенадцать с половиной. Целиком, в той или иной мере соответствия чертежам маэстро, было построено лишь девять вилл (помимо вошедших в книгу, это еще ранняя Годи и Сарачено). Остальные в лучшем случае заключают в себе какой-то процент замысла (такова прекрасная вилла Пизани-Бонетти, где с проектом согласуется один задний фасад). Некоторые же реализованы настолько частично, что можно говорить разве что о фрагменте: таковы, например, гениальные виллы графов Серего и обе Вальмарана. Многие виллы не были достроены до конца так, как их задумал автор. По той же причине, по которой не была достроена Вавилонская башня: непомерное тщеславие и амбициозность заказчика, переоценившего свои возможности. Некоторые были впоследствии переделаны до неузнаваемости. Случалось также, что замысел маэстро сильно искажался уже при строительстве. С другой стороны, есть в Венето виллы, которые считаются ныне творениями Палладио в силу их высоких художественных достоинств, но авторство его оспоримо (виллы Форни-Черато, Пьовене, Торниери, Да Скио и др.). Однако сохранились все идеи, планы и чертежи Палладио, так что по совокупности воплощенного в жизнь и задуманного можно составить довольно полное впечатление о его гении.
Мы решили сфокусировать внимание на семи наиболее оригинальных и хорошо сохранившихся виллах Палладио и с их помощью уразуметь философию, питавшую феномен аристократической усадьбы эпохи Ренессанса. Как увидим, философия эта актуальна вплоть до наших дней.
Несмотря на разнообразие композиционных и стилистических решений, физиогномика палладианских вилл имеет ряд общих черт. Так, вы не найдете у Палладио принципа анфиладности, типичного для римских вилл, — он берет за образец «круговую» планиметрию венецианского дворца. Загляните в любой из них на Большом канале: все здание пронизано насквозь центральным парадным залом — от лицевого фасада до лоджии в сад. Комнаты же расположены симметрично по бокам. Главное же, его виллы несут на себе печать венецианской ментальности, примыкая к феномену «открытой архитектуры», восходящей к примеру Дворца дожей, который, будучи цитаделью власти, отнюдь не отгорожен от мира герметичной высокой стеной, но предстает перед нами прозрачным экстравертным фасадом.
