Пока из стен виллы Эмо не выветрился дух живого дома, здесь будут стелиться и бродить шепоты о страстях, амурных шашнях и роковых интрижках. При всей строгости и гармоничности палладианских пространств чувствуется, что «недоброй тайны терем этот полн», как сказал Софокл, и ощутимо, как тихо клокочет и стенает где-то в забытых уголках былых времен неизбывный и древний жар Эрота, виновника всех бед. Пока эти стены дышат, не потребуется большого усилия воображения, чтобы вызвать из небытия старинную тень вояки Леонардо, представить себе покои виллы одним каким-нибудь вечером XVI века, — покои обставлены вот этой мебелью, мерцают фолианты в библиотечных шкафах, мирно потрескивает камин, дети уложены наверху, ворота заперты, в саду стрекочут цикады и ухнула сова, свежий воздух потянул от пруда, «осенней свежести благоуханный воздух»… Корнелия скоро встанет, отложит шитье и, поджав губки, уйдет в опочивальню.
Воображению поможет одно стихотворение, редчайшее по умению вжиться в дух эпохи и занимающего нас мира старинной усадьбы. Речь ведется от лица обитателя венетийской виллы, и как раз из того столетия:
Я подвигъ совершилъ военный и кровавый И ухо напиталъ немолчнымъ гуломъ славы,
И прюбщенъ къ Руну, и крепостные рвы Надъ входомъ стерегутъ изваянные львы;
Въ весеннемъ воздухе серебрянныя трубы Звучатъ безъ устали. Пажей пестры раструбы. Другъ Императора, великш Тищанъ,
Мне посоветовалъ соорудить фонтанъ,
Я окружилъ его стеблями тучныхъ лилш, Ростущихъ сладостно въ прохладе влажной пыли. Дождливой осенью резвящееся псы Отыскиваютъ следъ уклончивой лисы,
Рычатъ и прядаютъ оскаленные доги,
Въ потокъ бросается олень широкорогш… Собачьимъ холодомъ пронизанный январь Съ собою принесетъ дымящуюся гарь,
И жаритъ кабана язвительное пламя,
А въ небе плещется прославленное знамя И съ ветромъ говоритъ. И тихо шьетъ жена,
И шея нежная ея обнажена.
Мадонна! потуши припоминанья сердца:
Я, звонкимъ молотомъ дробившш иноверца, Фрiульскихъ береговъ надежда и оплотъ,
У Кефалонш испепелившш флотъ,
Въ болотахъ Павш настигнувшш Франциска,
Я въ недрахъ совести ищу поступокъ низкш… Въ телесной белизне коралловыхъ цветовъ Мне плоть мерещится изрубленныхъ бойцовъ, Въ кудрявой зелени мелькаютъ чьи-то лица. Моя жена молчитъ и спрашивать боится.