В период господства конструктивизма принцип целесообразности признавался чуть ли не единственным эстетическим принципом. «Все целесообразное красиво», говорили идеологи «новой архитектуры». Здесь есть доля истины только в том смысле, что целесообразность может быть одним из моментов прекрасного, однако сама по себе она не исчерпывает прекрасного, и ограничиваться достижением красоты целесообразного, как единственно возможной и нужной, было бы неправильно. Этот род красоты не может создать сильных эмоций; по большей части он оставляет нас холодными. Только в самых грандиозных сооружениях красота целесообразности волнует нас. Однако здесь эстетическое воздействие подкрепляется ощущениями смелости решения, мыслями о мощи сооружения, могущего противостоять стихиям. Крупные сооружения рассматриваются нами в сопоставлении со стихийными силами природы.
С другой стороны, если требования целесообразности не соблюдены, сооружение запроектировано нерационально, не соответствует своему назначению или имеет чрезмерно сложную конструкцию, не оправдываемую условиями эксплуатации сооружения, то как бы ни была совершенно разрешена архитектурная задача, мы не получим полного удовлетворения, ибо принятое решение не дает органического синтеза содержания, материала и формы и не является вполне совершенным.
Целесообразное сооружение должно с наибольшей возможной полнотой удовлетворять требованиям эксплуатации. Это является самым важным. Более того, сооружение должно учитывать возрастающие требования жизни, повышение эксплуатационных нагрузок, увеличение габаритов перемещающихся грузов и т. п. В противном случае сооружение, запроектированное целесообразным, рискует слишком быстро подвергнуться «моральному износу», потерять свою целесообразность, благодаря стремительному бегу жизни, неуклонно расширяющей свои потребности, свое социальное содержание и формы своей практической деятельности.
