Исследование архитектурного пространства как интегральной формы выражения сущности культуры времени
Человеческие сообщества в каждый период своего исторического бытия создают и моделируют системы организованных пространств, обеспечивающие бытование принятых ими моделей жизнеустройства. При этом архитектура формирует не только материальные оболочки, в которых локализируются процессы жизнедеятельности, но и «тексты», сообщения, закодированные специфичным для нее языком форм, помогающие людям ориентироваться в физическом пространстве и «пространстве культуры», закрепляющие определенные системы идей и системы ценностей. Структурирование физического пространства сопрягается с овеществлением идеальных представлений, выстраивающихся в духовном мире человека. Форма, входящая в материально-пространственное окружение, среду жизнедеятельности, в своем становлении в той или иной степени подчиняется идеальным представлениям людей и закономерностям выражения этих представлений.
Тривиальная метафора «город — летопись в камне» точна в том, что системы форм городской среды в своей совокупности образуют специфический текст, несущий информацию о всем разнообразии культуры данного общества. При этом наследие прошлого образует в городской среде подобие геологических пластов, в синхронном существовании которых отражена смена времен, временное измерение бытия культуры. Присутствие в «тексте» городской среды пластов, связанных с различными периодами исторического времени, делает его воплощением непрерывности человеческой культуры, а связь прошлого, настоящего и будущего — одной из главных тем.
Вместе с развитием, продолжением текста этой летописи, наращивается ее общая сложность; интерпретация содержания в целом также меняется, поскольку зависит от актуальной культуры, принятых ею ценностей, идей, которые в ней функционируют, ее мифов. Интерпретации многослойного и многомерного «текста» городской среды проецируются на ее составляющие, возникавшие в конкретных исторических условиях, несущие свои культурные значения, подчиненные своим особым закономерностям построения художественного текста. По сути дела текст «каменной летописи» города складывается в сочетании живого языка актуальной культуры и мертвых языков, структуры которых наполняются новыми значениями; последние подчас непросто отделить от изначальных и сопоставить с ними.
Трудность восприятия смысловой нагрузки пространственной архитектурной формы определяется и тем, что ее «знаки» неотделимы от элементов, практически организующих процессы жизнедеятельности. Включенность в эти процессы, органически вплетенные в повседневность, как бы растворяет значения архитектурной формы в обширных жизненных контекстах. Уже поэтому адекватный перевод этих значений в иные коды (и, в частности, создание их эквивалентов средствами естественного языка) весьма затруднителен. Тем самым побуждается стремление интерпретировать значения архитектурно-пространственных форм среды с помощью методов и понятийного аппарата точных наук — математики, структурной лингвистики, семиотики, теории информации.
Отправной точкой развития семиотических методов исследования моделей архитектурного пространства стала метафора, использованная швейцарским лингвистом Ф. де Соссюром, основоположником семиотики, для пояснения одной из своих идей. Он писал, что каждый элемент языка подобен ояонне в античном храме; эта колонна, с одной стороны, соотносится с другим частями здания, как, например, с архитравом, который поддерживает; с другой стороны, если это колонна дорическая, она вызывает сравнение с другими архитектурными ордерами, например, ионическим или коринфским, которые не присутствуют в данном пространстве. Первое отношение в сфере языка — синтагматическое, второе — ассоциативное, или, как стали называть позднее, парадигматическое1.
В 1960-е гг. французский антрополог К. Леви-Стросс, как бы переворачивая мысль де Соссюра, стал пытаться раскрыть содержательность пространственных форм среды и закономерности их организации через аналогии с естественным языком, проецируя на них понятия лингвистики. Предметно-пространственная среда рассматривалась при этом как система знаков, существующих синхронно и воспринимаемых вне фиксированной временной последовательности. Принципы, предложенные Леви-Строссом, получили развитие в исследованиях архитектурной формы Дж. Бродбентом, Ф. Шоэ, У. Эко2. Ф. Шоэ использовала семиотические методы для анализа исторического материала в труде, освещающем историю градостроительства XIX в.3, У. Эко выступил с серией статей, посвященных анализу формы ключевых произведений архитектуры итальянского Ренессанса, отыскивая новые грани в хорошо известном.
Надежды на то, что методы семиотики, внедрявшиеся в историко-архитектурные исследования, откроют некие тайны формообразования, не оправдались. Сложные логические процедуры завершались тривиальными выводами, которые могли быть достигнуты и чисто традиционными рассуждениями. Несомненно, что пространственные структуры, создаваемые архитектурой, можно рассматривать как особую систему знаков — специфический язык, имеющий свою семиотику и свой синтаксис. Аналогии с естественным языком имеют, однако, свои жестко ограниченные пределы. Языку пространственных форм присущи и принципиальные отличия от естественного языка. Прежде всего, значения форм среды («знаков» языка архитектуры) зависят от их взаимодействий в системе — причем не только объекта, произведения архитектуры, но и более широкого контекста, включающего системы жизнедеятельности, культуры, субъектно-объектных (ценностных) отношений. Одни и те же пространственные очертания могут быть связаны с различными значениями в зависимости от места в связях пространственной структуры, системе жизненных процессов и эмоциях, которые им сопутствуют. Так, крестовый свод мог восприниматься метафорой неба в системе готического храма, но не в перекрытии подвалов под купеческим домом.
Ч. Дженкс показал различие между элементами архитектуры, ее знаками, и словами естественного языка на примере такого элемента, как колонна. «Колонна в колоннаде здания — одно, колонна Нельсона на Трафальгарской площади — другое, колонны дымовых труб электространции Беттерси в Лондоне — третье, а проект А. Лооса на конкурсе „Чикаго трибюн“ (небоскреб в очертаниях дорической колонны. — А. И.) — четвертое… Если колонна — слово, то слово может стать фразой, сентенцией и даже целой повестью»4.
Использованный Дженксом пример не случаен — колонна принадлежит наиболее устойчиво бытующим элементам архитектурного языка; она служит одной из конституирующих частей архитектурного ордера, наиболее устойчивой среди знаковых систем архитектуры. По отношению к ней аналогия со словом естественного языка наиболее оправданна (не случайно именно колонну избрал Ф. де Соссюр, стремясь пояснить через аналогию лингвистические понятия). Ордер — система абстрагированная, отвлеченная от конкретности места и функционального назначения, казалось бы, замкнутая в своих канонизированных внутренних соотношениях. Но и она принимает на себя метафорические значения, зависящие как от строения формы произведения в целом, так и от его культурного контекста.
Значения пространственных форм архитектуры допускают и различные интерпретации, зависящие от культурной и социальной принадлежности воспринимающего индивида в диапазоне несравненно более широком, чем это возможно для слов естественного языка. На эти значения влияют также особенности личности этого индивида и установка восприятия, определяемая ситуацией, — что и вообще исключено для «единиц» естественного языка. Они, наконец, зависят и от деятельности, с которой связаны архитектурные объекты, равно как и могут складываться или изменяться конвенционально, по некоему соглашению между людьми, в соответствии с общей для них установкой. При этом могут одновременно существовать значения одной и той же формы, различные для разных общественных групп. Так, заставы Парижа, кольцо которых в 1782 г. начал возводить К-Н. Леду, в представлении самого зодчего были «пропилеями города», воплощающими его особый дух и внушающими его приезжему. В глазах дворянства они были овеществлением начал порядка, символами абсолютистской государственности. Но «третье сословие» видело в них символы обременительных и несправедливых экономических ограничений, введенных монархией (что и стало причиной уничтожения основной части этих построек в годы Великой французской революции).
Будучи качественной тотальностью сложной природы, отмеченной экзистенциальной вовлеченностью в человеческие ситуации, пространственная форма в архитектуре не может быть описана средствами аналитических «научных» понятий, сводимых в нейтральность «объективного» значения.
Несомненно, что вторжение в архитектуроведение методов семиотики помогло дисциплинировать ее традиционные методики и послужило стимулом к поиску новых, нетрадиционных. Но, пожалуй, не более того. Для реального продвижения в исследовании проблем архитектурной формы, архитектурного пространства в их сущностной специфике и генезисе, необходимо развитие метода, отвечающее характеру предмета. Одно из направлений такого развития может дать феноменология, освобождающая от установки на жесткое расчленение субъекта и объекта и позволяющая включить в изучение проблем архитектурной формы, архитектурного пространства, рефлексию творческого и воспринимающего сознания, равно как и исследование структур человеческого существования. В отличие от рассудочных конструкций, тяготеющих к абстракции, феноменология возвращает к объектам на их месте в человеческом бытии; она позволяет увидеть их не только в самодовлеющем физическом существовании, но и как предметы, мыслимые в сознании5.
Экзистенциальная феноменология разрабатывает методики, расширяющие спектр возможностей изучения предметно-пространственной среды как составляющей ситуаций, в которые вовлекаются люди в процессах жизнедеятельности. Позиция соучастия, предлагаемая при этом, позволяет увидеть явления в ракурсах, наиболее существенных для понимания их «человеческого» смысла. Таким лишь образом можно увидеть отношения, устанавливающиеся между человеком и миром материальных объектов, который он вокруг себя создает и наполняет смыслом. Пространственные структуры окружения в своей системности при осмыслении под таким углом обнаруживают их обусловленность той формой «мужества быть собой», которую они принимают и которая становится определяющим началом в их образе действий6.
Для адекватного раскрытия содержания и «человеческого измерения» формы памятников архитектуры прошлого, их пространственных структур, полезным инструментом могут послужить методы герменевтики, искусства понимания и истолкования текстов. Эти методы могут дать основу для перевода смыслов произведений зодчества прошлого на живой язык понятий актуальной культуры. При этом они позволяют раскрыть не только предметное содержание конкретного произведения таким, каким оно виделось его создателям и современникам, но и свойства тех смыслообразующих структур, которые были использованы . Методы герменевтики открывают возможность выявить синтаксические структуры специфического языка архитектурно-пространственной формы, не навязывая ему надуманные аналогии с естественным языком, как то делает семиотика.
Какие бы приемы анализа архитектурной композиции и формирования архитектурного пространства не использовались, необходимой составной частью исследования остается историко-генетический метод. Выявление интегральной сущности архитектурнопространственной формы требует не только аналитического подхода, но и рассмотрения ее в системе произведения и контекстах жизненных ситуаций, среды, культуры, исторического времени. Теоретическому исследованию должно сопутствовать историческое, раскрывающее системно-ситуационные, экзистенциальные качества архитектурно-пространственных структур.
Используем этот прием и мы в предлагаемой работе. Да, само по себе его использование не представляет собою какой-то новации. Однако лишь теперь, после разрушения тиранического господства догм советской версии марксизма-ленинизма, стало возможно для нас развитие исторического анализа, свободного от идеологических клише и подчинения «священным текстам», предписанным как истина в конечной инстанции. Только теперь мы можем использовать всю широту методик, предложенных и опробованных научной мыслью, не замыкаясь на уровне догматизированных постулатов, заявленных в конце XIX в.
Рассмотрение некоторых моделей архитектурного пространства, связанных с ключевыми моментами истории зодчества, которое мы приводим ниже, присутствовало как бы «за текстом» предшествовавших разделов, образуя системное основание частных направлений исследования. Здесь мы предлагаем его в системной целостности, используя методологические предпосылки, которым посвящено начало данного раздела. Методика не претендует на завершенность. Теоретические постулаты исследования определили модификацию подходов, традиционных для архитектуроведческого анализа. Однако последовательное осознание генетических закономерностей формирования архитектурного пространства еще остается целью на будущее. Оно требует не только изучения больших массивов фактического материала, но и освоения тех мощных пластов философской мысли, которые еще недавно были для нас недоступны.
