Как-то в середине 1920-х годов — совершенно в традициях бульварных романов — в офис Худа является пастор. Он представляет общину, которая хочет построить самую большую в мире церковь.
«Его прихожанами были бизнесмены, а участок под церковь стоил невероятно дорого… Поэтому им хотелось не просто построить величайшую в мире церковь, но и дополнить ее приносящими доход функциями — в числе прочего разместить там отель, отделение Союза молодых христиан, жилье и плавательный бассейн. На первом этаже должны были быть магазины, которые приносят хорошие деньги, а в подвале — самый большой гараж города Коламбус, штат Огайо. Гараж был особенно важен, поскольку, ежедневно предоставляя работающим членам общины парковочные места, пастор мог бы действительно превратить церковь в центр их жизни…»
Сначала пастор отправился к Ральфу Эйдамсу Крэму, церковному архитектору-традиционалисту, который отказал ему, особенно возмутившись идеей гаража: «Для автомобилей не будет места, поскольку эта благородная постройка будет возведена на массивных гранитных опорах… которые вечно будут поддерживать [ее] как памятник их вере». Нью-Йорк и Худ — последняя надежда пастора. Он просто не может вернуться к своим бизнесменам и объявить, что подвальный этаж будет занят опорами вместо машин.
Худ утешает его: «Проблема мистера Крэма — в отсутствии истинной веры в Бога. Я спроектирую для вас церковь — самую большую в мире. В ней будут все отели, плавательные бассейны и кондитерские, какие вы только пожелаете. Более того, в подвальном этаже разместится самый огромный гараж во всем христианском мире, поскольку я поставлю вашу церковь на зубочистки и у меня хватит веры в Бога, чтобы не усомниться, что она выстоит!»
Впервые Худ работает над многофункциональным зданием. Он равнодушен к программатической иерархии и попросту распределяет функции по разным частям здания. С бесхитростной прямотой он проектирует два этажа: уровень собора и уровень парковки. Они разделены только сантиметрами бетона — это и выполнение данного пастору хвастливого обещания, и радикальнейшее воплощение незаменимого дополнения Великой лоботомии, вертикальной схизмы, которая позволяет свободно составлять самые непохожие функции одну на другую, нимало не заботясь об их символической совместимости.
История с церковью хорошо описывает душевное состояние Худа и его коллег в середине 1920-х; у них развивается своего рода шизофрения, которая дает им возможность получать нелегкое сосуществование разномастных элементов, соединившихся в первом многофункциональном небоскребе Худа.
Башня, несмотря на ее одухотворенный вид, отведена под помещения исключительно светского характера отель, отделение Союза молодых христиан, жилье, плавательный бассейн и конторы При этом храм подается как якобы автономный объем энергию и вдохновение от Манхэттена как иррациональной фантазии и при этом претворять в жизнь его невероятные концепции посредством совершенно рациональных действий. Секрет успеха Худа в свободном владении языком фантастического прагматизма, который сообщает манхэттенизму и его главной цели — организации перегрузки на всех возможных уровнях — видимость объективности. Риторика Худа заманивает даже самого расчетливого бизнесмена — его как раз в первую очередь — в хитроумную ловушку. Словно чарующая архитектурная Шахерезада, Худ держит владельцев недвижимости в подчинении своими филистерскими сказками тысячи и одной ночи:
«Рассуждения о красоте — пустая болтовня» или «Следовательно, современная архитектура есть прежде всего логика…».
Или вот так, почти поэтично: «Планировка этажей для нас важнее всего, ведь она определяет всю человеческую активность…».
Завершая свои дозволенные речи описанием идеального архитектора, того гипотетического агента манхэттенизма, который только и может использовать совпадение практических фантазий бизнесмена с грезами архитектора о культуре перегрузки, Худ попросту описывает завидную топографию собственной личности:
«Архитектор хорошего с эстетической точки зрения здания должен иметь аналитический и логический склад ума; понимать все элементы здания, их значение и функцию; обладать живым воображением и развитым врожденным чувством формы, пропорций, уместности и цвета; иметь дух творческий, склонный к приключениям, независимости, решительности и храбрости, а также — в избытке — гуманистические инстинкты и обычный здравый смысл». Деловые люди вынуждены согласиться: манхэттенизм — это единственная доктрина, в которой рациональное пересекается с божественным.
