Муниципальное городское самоуправление с перевесом консульского элемента (при распределении функций законодательной, судебной и административной власти между городскими сановниками) существовало в Лангедоке, Провансе, Фуа и Руссильоне, Гаскони, Венессене, Беарне, Наварре, равно как и в Гиенни, Перигоре, Оверни, Лемузьене и Ла-Марше.
Местные епископы, избираемые городской общиной с первых веков христианства (например, в городе Альби в 804 г.), в течение длительной истории южных муниципий служили защитниками тех римских форм (выбора епископа и должностных лиц города), которые через них преемственно передавались.
Надо сказать, что сами местные епископы ценили этот древний обычай и не всегда исполняли папские распоряжения, поскольку привыкли иметь дело непосредственно со своими городами.
Даже после отнятия Римом «права выбора» епископов (см. 24 статью постановлений IV Латеранского собора 1215 г.), среди клириков южных городских республик образовалась глухая оппозиция папскому престолу, а несанкционированные выборы епископов народом, продолжались до середины XII столетия (последний записанный в источниках выбор народом епископа был в Узесе в 1150 г.).
Вестготские короли, которые всегда гордились честью быть хранителями римских законов, а также графы, поставленные Каролингами, не всегда могли одолеть этот политический и нравственный союз епископа и горожан (проистекавший из древних традиций евангельского учения) и в городах: Тулузе, Альби, Нарбонне, Арле, Авиньоне, Апте, Эре, Бордо, Бурже, Клермоне, Гаппе, Лиможе, Узесе, Везоне, Вивьере и Магеллоне, они вынуждены били смириться с таковым положением вещей.
До нас дошла благородная речь одного из Окситанских епископов XII столетия: «Если князья земли позволят себе изменять или насиловать стародавние обычаи страны, то они призовут на себя тем гнев Всевышнего, потеряют расположение народное, а души свои обрекут вечной погибели».
Опираясь на стародавние римские традиции и близость Ломбардских коммун, поддерживаемые местными выборными епископами, общины южнофранцузских городов подчинили своим правилам гордых баронов без тех кровавых внутренних потрясений, которыми обычно сопровождались попытки установления городских самоуправлений в городах северной и средней Франции.
В городском самоуправлении Юга феодальные и общинные начала сложились в удивительный симбиоз, который наложил аристократический отпечаток на коммунальную жизнь Лангедока и Прованса. С какого времени главные городские сановники стали именоваться консулами — неизвестно, однако мы можем точно сказать, что в Арле консульство существует уже с 1131 г., в Монпелье — в 1141 г., в Ниме — в 1145, в Нарбонне — 1148 г. В Тулузе, которая еще при римлянах имела сенат и нечто напоминающее консулов, первый именной список консулов сохранился с 1147 г., хотя возможно они существовали и ранее.
«Мудрые мужи» Тулузы, числом двадцать четыре управляли всей полнотой городской жизни (внешнеполитической, судебной и административной) и созывали народное собрание на Карбонельском поле или в церкви св. Петра, смотря по обстоятельствам. Графы Тулузские присутствовали на собраниях «государей — граждан» (как себя гордо именовали жители Тулузы и Нарбонна) лишь в качестве свидетеля.
По примеру этих больших муниципий складывались внутренние учреждения и жизнь малых городов и сельских общин, создавая уникальную для средневековья Окситанскую цивилизацию, воспетую трубадурами.
Вторым по значению городом Лангедока, после «царственной Тулузы», был Нарбонн, где городской общиной управляли две коллегии консулов по шесть человек в каждой: «магистрат замка» и магистрат собственно города. И хотя между ними часто шла борьба, подобно борьбе политических партий итальянских городов, однако в 1219 г. во время альбигойских войн, партии объединились, создав «общество мира» для защиты от крестоносцев.
В Альби, согласно хартии 1197 г., дарованной графом Раймондом V Тулузским, избрание консулов «на пользу графа и общины» осуществлялось коллегией двадцати «добрых мужей». Интересно, что именно в Альби в 1035 году, раньше всех лангедокских городов, появляется сословный термин «буржуазии», который постепенно переходит в акты прочих южных общин (в Каркассоне буржуа известны в 1107 г., в Кастре о них говорят в 1150 г. и т.д.).
И хотя здесь уже при Бернаре Клервосском почти все жители были еретики-альбигойцы, однако добрые общинные взаимоотношения между епископом и горожанами сохранялись довольно долго и засвидетельствованы документально. Так до нас дошли: договор 1220 г. между городским католическим епископом и консулами Альби относительно общественной безопасности, документ 1236 г. между епископом Дюрандом и «мудрыми мужами», согласно воле и с одобрения всей общины Альбигойской, о налогах и многие другие.
В Монпелье, члены магистрата именовались «честные люди» и когда город в XIII веке перешел под власть королевства Арагон, там кроме двенадцати обычных консулов, были избраны еще двенадцать «морских» для ведения морских, торговых и таможенных дел, а также еще по одному «цеховому консулу» для семи городских ремесленных корпораций.
Вообще стоит отметить тот факт, что после объединения Барселоны и Арагона, графом Прованса становиться король Арагона, который передавал провансальские города своим братьям и сыновьям согласно феодальному праву. И, тем не менее, города Прованса, особенно Марсель, продолжали пользоваться муниципальным правом.
Например, могущественный феодал Монтобан вынужден был приносить присягу жителям Монпелье на святом Евангелии, в том, что он обязуется следовать решениям и советам «мудрых мужей» во всем, что касается дел общины и ее сеньерии, а также обязуется не продавать город, не отчуждать его, ни отдавать в феод.
Марсель, древнейшее детище греческой- фокейской полисной системы, в XII -XIII веках управлялся двенадцатью консулами и «большим» (сто пятьдесят человек) и «малым» (сорок человек) советом «мудрых мужей», которых торжественно выбирали под звуки колоколов Церкви Девы Марии. Город представлял собой корпорацию трех городских ленов: епископа, аббата и виконта, а его богатства, нажитые морской торговлей (особенно в период Крестовых походов) придавали городу такой блеск, какого не имел, пожалуй, ни один город Европы.
Арль, бывшая резиденция римских императоров, впоследствии столица независимого графства Бозо, так же имел муниципальное управление. Двенадцать высших сановников — консулов избирались всеми городскими сословиями: между ними были четыре рыцаря, четыре горожанина, два купца и даже два деревенских жителя « de bourian» (от bora — пастбище). Местный архиепископ, возводя избранников на должность консула, давал за них клятву народу, как-бы освящая выбор народа Божьей Властью.
Подводя итоги можно констатировать факт существования стабильной традиции муниципального управления городов Юга Франции, которые, несмотря на ряд местных особенностей (например, в графствах Фуа и Руссильоне или городе Эг-Морте), вели свое происхождение еще со времен римских муниципий.
Политическая самостоятельность и богатство городов Юга, поддерживаемое к тому же местным «выборным» духовенством, создали благоприятные условия для отдаления их от «вселенских притязаний» Римских пап, которые при этом сами часто противоречили своей же жизнью собственным претензиям на высший, нравственный авторитет.
Бароны и граждане Юга не желали становиться в подчиненное отношение к духовным лицам, поскольку древняя апостольская традиция видеть в священнике советника, но не властителя, была всегда жива на юге Франции. И поэтому хотя ересь катаров, зародилась и вызрела в Византии и Болгарии, однако, будучи привнесенной, в Лангедок и Прованс, именно здесь обрела благоприятные условия для своего дальнейшего распространения под видом «древнего апостольского предания».
Здесь уместно привести рассказ епископа Фулька Тулузского по поводу еще одной причины, обусловившей ту веротерпимость, с которой относились к ереси катаров местные «добрые католики». Когда епископ Тудузский спросил рыцаря Понтия де Роделля, почему тот не изгоняет столь явную «богопротивную» ересь из своих владений, то в ответ услышал: «Как же мы можем это сделать? Мы выросли вместе с этими людьми, у нас есть родственники среди них, и мы видим, что они ведут праведную жизнь».
Будто в благодарность за умеренный дух и политическое бескорыстие своих феодальных «властителей», южно-французские города сплотились вокруг своих сюзеренов (обвиненных в ереси), и погибали среди пожаров и разрушений, грабежей и потоков крови альбигойских войн. Поэты -горожане плачут об унижении и падении своих могущественных графов, а благородные трубадуры (дети гордых баронов — государей Юга), грустными и полными отчаяния стансами провожают былое величие «царственной Тулузы», порабощенной папским Римом и северо-французскими «варварами».
Самоуправление горожан повлекло за собой глубокое изменение в жизни городов XII-XIII вв. и оставило глубокий след в развитии европейской цивилизации. Появляется необходимость прибегать к услугам юристов и нотариусов, что приведет, во-первых, к созданию городских школ (многие из которых затем перерастут в знаменитые университеты), а во-вторых, начнется процесс обновления римского права, путем выработки новых правовых форм христианского мира (канонических, гражданских, уголовных и т.д.).
Эта необходимость в энциклопедически образованных людях побуждает городские «начальные» и «средние» школы в XTT веке складываются в «общие школы» (stadium generale), которые по образцу прочих ремесел так же объединяются в корпорации и называются университетами (что на латыни и означает «корпорация»).
Впервые этот термин появляется в Париже в 1221 году для обозначения общины парижских преподавателей и студентов (universitas magistrorum et scolarium). Параллельно с парижской моделью университета в Европе существовала и болонская модель, в которой в universitas входили (в юридическом смысле) только студенты, однако до наших дней сохранилась только парижская модель.
Университетские преподаватели, получавшие плату за свой труд от студентов, сами из своей среды выбирали ректора, который находился под надзором канцлера (назначаемого, как правило, местным епископом). Согласно изучаемым дисциплинам, все университеты разделялись на факультеты (обычно их было четыре: подготовительный, он же факультет искусств, юридический, медицинский и высший из них — богословский).
Очень рано среди различных университетов возникает специализация, даже если номинально существовали все четыре факультета. Так, Болонский университет специализировался, главным образом на юриспруденции, Парижский — на теологии, университет в Монпелье — на медицине.
В 1154 году император Фридрих Барбаросса дарует Болонскому университету привилегии, а в 1252 году Римский папа «дарует» Болонье официальный статус университета. Парижские профессора и студенты получают в 1174 году привилегии от Папы Целестина III, а в 1200-м от короля Филиппа Августа. Однако «официальный статус» университет получил лишь в 1215 году от папского легата Роббера де Курсона.
В 1231 году Папа Григорий IX в своей булле «Основание наук» (Parens scientiarum) восхваляет университетскую систему «научного» богословия, благословляя тем самым это новое явление христианской культуры. В целом, все XIII столетие можно справедливо назвать «Веком университетов» (согласно терминологии Жака Ле Гоффа): в 1218-1219 гг. король Альфонсо IX Леонский основал королевское учебное заведение в Саламанке (Папа Александр III в 1255 году пожаловал университету «licentia ubique docendi») , в 1224 году императором Фридрихом II основан Неаполитанский университет, в 1288 году — Лиссабонский, в этом же веке основаны Оксфорд и Кембридж.
Особый случай представляет собой Тулузский университет, созданный в качестве оплота против ереси катаров (альбигойцев), сразу после подписания Парижского договора 1229 года. Студенты для него набирались по всему христианскому миру: был даже разослан «рекламный» трактат, расхваливавший климат Тулузы, прелести ее жительниц и достоинства города (сочиненный доминиканцем Иоанном Гарландским — знаменитым английским преподавателем Парижского университета).
Сами южане отнеслись к созданию университета крайне отрицательно, справедливо видя в нем инструмент порабощения со стороны пришельцев с Севера. Стоит сказать, что преподавание богословия в Тулузском университете так и не получило дальнейшего развития, и лишь во второй половине XIII столетия стала развиваться юриспруденция.
Поскольку создание и деятельность Университета в Тулузе были обусловлены необходимостью идеологической борьбы с еретикам-катарами, вести которую было поручено «нищенствующему одлену проповедников» (более известному под именем «доминиканцы»), постольку более подробно мы остановимся на этом вопросе при изучении иконографии церкви «Жакобэн» доминиканского монастыря в Тулузе.
Влияние схоластической теологии (в области разработки христианской эстетики) на разработку идейно — художественных программ культовой готической архитектуры, достаточно основательно исследованы в трудах зарубежных и отечественных исследователей, поэтому нет смысла останавливаться на них подробно.
И в заключении данной главы хочется сказать вот о чем. Столь подробное описание культурного и политического фона эпохи, предпринятое автором, было обусловлено давним спором среди медиевистов о том, что первично в строительстве готических культовых сооружений — «идея» или строительные технологии. Как известно, истоки данного спора, восходят ко второй половине XIX столетия, однако свою остроту, он вновь приобрел в 80-х годах XX века.
Поскольку автор занимает в этом вопросе компромиссную позицию, постольку он счел необходимым привести слова известных медиевистов Дитера Кимпеля и Роберта Зуккале: «Мы готовы открыто признать, что, по нашему мнению, готическая форма никогда не появилась бы на свет без технических и конструктивных новшеств; однако мы нив коей мере не считаем готическую архитектуру всего лишь одним из ранних образцов развития инженерных технологий.
Для полного ее понимания необходимо принимать в расчет различные эстетические и конструктивные, политические и религиозные, экономические и интеллектуальные течения в их диалектическом взаимодействии».
Крабб — «ползучие цветы», скульптурные украшения представляющие резной готический орнамент в виде стилизованных листьев, восходящие к плотницкому ремеслу (завитки стружек) и обычно украшающий пинакли, щипцы и т.п. Пинакль — башенка, часто с пышным декором, венчающая вимперг, контрфорс, шпиль и т.п.
