Музей Соломона

Цветовая среда города

Нужно также добавить, что, с точки зрения современных интеллектуалов, «депеши» поступают в лодку в письменном виде, поскольку именно письмо первично (неважно, записано оно на самом деле или нет), оно сохраняет законы языка, в то время как устная спонтанная речь — лишь частный случай этого письма с нестабильными основаниями.

Теперь представим, что на каком-то дисплее в радиорубке нашего судна появляются буквы «р», «ы», «б» и «а». Исходя из контекста (а мы считаем, что находимся в подводной лодке) можно предположить, что речь идет о хладнокровном позвоночном, скорее всего, с чешуей и плавниками. Следующее слово — «акула» — лишь подтвердит наше предположение. Но тут откуда-то вылезает деконструктивист (видимо, на нашем судне все же есть тайные шлюзы) и напоминает нам, что «рыба» — это также сленговое название сырого, наспех написанного и неотредактированного документа. А слово «акула» в этом случае скорее означает матерого журналиста, то есть «акулу пера». И далеко не факт, что за бортом у нас вода, но совершенно точно, что нас окружает море текстов — часть великого океана смыслов. А также то, что и данная интерпретация может быть верной, но может и не быть. Возможно, вам просто сообщили, что где-то закончилась партия домино, а акула вообще ни при чем.

Но вредный деконструктивист на этом вовсе не остановится. И это главное. Он обязательно обратит внимание на то, что, представляя себя сидящим в лодке и принимающим депеши, вы почему-то именно собственному сознанию отводите место в центре Вселенной, в той точке, куда стекаются сообщения. И сообщит, что на самом деле вы просто один из текстов в спутанном течении множества фраз, неведомо кем записанных или произнесенных, что центра вовсе нет и что вообще отнюдь не факт, что вы существуете на самом деле. По крайней мере, научных доказательств этому нет.

Конечно, было бы слишком наивно искать прямые соответствия между искаженными формами деконструктивистской архитектуры и философскими построениями Жака Деррида и его последователей, тем более что тексты французских интеллектуалов написаны нарочито сложным языком, темноте и неочевидности смысла которого позавидует любой оракул. Тем не менее связь есть. Возможно, мы стоим у начала нового витка стилевого развития. Вновь, как в конце XIX столетия, архитекторы почувствовали, что их нынешняя роль декораторов и стилизаторов, пусть они и смотрят на это с юмором, слишком скромна и не соответствует истинному назначению профессии. Как и философам, им не на что опереться: авторитеты опровергнуты, незыблемые истины посрамлены. Но хорошо уже то, что и те, и другие начали это понимать. Один бастион у нас все-таки остался — уважение к истине. Пусть и мыслители, и зодчие дружно доказывают, что правда нам неизвестна. Это говорит о том, что за всеобщим скепсисом нет цинизма, что правду хотелось бы знать. Разумеется, здесь нет речи ни об отношениях с Творцом, ни даже о связи с трансцендентным. Но все-таки скепсис — тоже род духовных поисков, а значит, неизбежен следующий шаг, новый великий проект, когда опять придут поколения отважных, верящих в собственную правоту и в свою способность сделать мир лучше.