Возводя техническую идею в ранг всеобщего принципа, Фуллер не только отвергает социальные функции архитектуры, но и взаимодействие частей организованной среды, ее системность. Техника для него — инструмент решения всех проблем, в том числе и проблем организации общества. Теория эта, зародившаяся еще в период эйфории, которую вызвал экономический бум 1920-х годов, в конце 1960-х вновь собрала вокруг себя многочисленных приверженцев. Самоуверенный техницизм не раз обнаруживал свою несостоятельность в условиях социальных потрясений. Однако слишком притягательна любая определенно заявленная система идей, имеющая хотя бы видимость логической аргументации среди зыбких миражей современной буржуазной культуры.
Популярности теорий Фуллера способствуют его смелые эксперименты с конструкциями — и прежде всего так называемые «геодезические купола», позволяющие перекрывать пространство, затрачивая на это минимум материалов и усилий. Диапазон применения этой структуры, формируемой из стандартных ячеек или металлических труб и стержней, необычайно широк — от купола, пролетом в 17 м, который может доставляться на место готовым с помощью вертолета, до огромных покрытий промышленных сооружений и выставочных павильонов. В 1958 году по его проекту сооружен самый большой в мире купол (пролет 117 м) над депо компании «Юнион Тэнк» в Луизиане, в 1960 году — купольное покрытие выставочного павильона в Москве, в парке Сокольники. Наиболее впечатляющее произведение Фуллера — павильон США на Всемирной выставке 1967 года в Монреале. Прозрачная сфера диаметром 80 м, срезанная на четверть снизу, заключала в себе громадное пространство, в соответствии с концепцией автора неориентированное и образованное с минимальной затратой материала — не здание, но некий объем контролируемой среды. Условность ее вычленения из окружающего пространства подчеркивалась тем, что высоко поднятая эстакада монорельсовой дороги пронизывала сооружение. Экспозиция размещалась на многоярусной бетонной этажерке, поднимающейся внутри шара; ее уровни были связаны между собой системой эскалаторов. Шестигранные ячейки, образующие сферу, имели каркас из стальных труб, обтянутый прозрачным пластиком. Лепестковые металлические диафрагмы ячеек автоматически раскрывались, когда на них падали прямые солнечные лучи, благодаря чему пространство внутри шара было прикрыто тенью при любом положении солнца. Конкретные технические решения, предлагаемые Фуллером, отмечены смелостью мышления, их применение значительно расширяет возможности строительства.
Однако глобальная концепция проектирования, которую он предлагает, предполагает принципиальный пересмотр целей архитектуры и отказ от ее важных социальных функций. Ее последовательное применение отвергает не только «новую архитектуру», но, по сути дела, и архитектуру вообще.
В пестрой панораме архитектуры США семидесятых годов есть яркие, своеобразные явления; она крайне неоднородна — самоуверенный профессионализм сталкивается со смятенными поисками, рассудочность с иррациональностью, демонстративный оптимизм — с разъедающим скепсисом. При отсутствии объединяющих социальных целей не возникает основа для формирования единства направлений. Критика говорит о последнем десятилетии в американской архи тектуре, как о «перевороте на Олимпе». Кумиры низвергнуты, традиционные ценности буржуазного общества поставлены под сомнение. Однако новые цели не определены, новые лидеры, способные сплотить вокруг себя направление, не появились.
Проблемы этики выходят на первый план в дискуссиях о проблемах профессии. Все тревожнее становится вопрос о моральной допустимости растраты экономических ресурсов для создания престижных монументов. Трудно строить догадки о будущем. Но со временем все большее место начинает занимать чисто прагматический подход к решению задач архитектуры: «созидание формы» отходит на задний план. Для молодых архитекторов размышления над организацией жизненных процессов становятся более важны, чем поиски «прекрасного и необычного». В калейдоскопе идей «новой архитектуры» теперь лишь две представляются им сохраняющими значение — принцип ограничения индивидуализма архитектора, растворяющий его личность в творчестве бригады, и понимание произведения зодчества как части человеческого окружения, противопоставленное изолированности монумента. Обе эти идеи еще в тридцатые годы сформулировал Вальтер Гропиус, который в свое время настойчиво пытался привить их американской архитектуре, но так и не достиг их полноценного воплощения.
