Парадоксальное намерение решить проблему перегрузки за счет еще большей перегрузки предполагает теоретическую уверенность в том, что у перегрузки где-то должен существовать предел. Стремясь к новому колоссальному масштабу, можно преодолеть этот предел и внезапно оказаться в мире абсолютного покоя и тишины, где все то истерическое, рвущее нервы коловращение, что творилось прежде на улицах, в подземке и т.д., полностью сосредоточилось внутри самих зданий. Перегрузка исчезла с улиц, ее поглотила архитектура. Город застыл навсегда; нет больше смысла заменять одни здания другими. Великая лоботомия обеспечивает пугающее спокойствие фасадов. Однако внутри, там, где вертикальная схизма создает условия для любых изменений, жизнь бьется в вечной лихорадке. Манхэттен — это теперь тихая городская долина с абсолютно самодостаточными вселенными «домов-величиной-с-гору». Идея реальности окончательно забыта и вытеснена.
Городские ворота определяют границу герметичного Манхэттена, из которого нет выхода, в котором есть только внутренние радости.
После Манхэттена перемен — Манхэттен постоянства.
Горы есть долгожданная реализация мегадеревни из Закона о зонировании 1916 года: окончательный Манхэттен по ту сторону предела перегрузки.
