В соответствии с платоновской логикой утопической мысли, Ле Корбюзье считал, что градостроитель должен быть выше конфигураций, которые принимает эмпирический город в актуальной жизни. Он — хранитель идеи и может осуществить красоту и гармонию, лишь пренебрегая случайным и преходящим. «Организовать — это значит делать геометрически. Делать же геометрически в условиях природы или естественного скопления людей в городах — это значит применять хирургические меры… Хирургия — потребность современного положения».
Не высказывая этого открыто, Ле Корбюзье придерживался убеждения, что градостроители, соединяющие в себе технократа и художника, должны быть лидерами общества — как философы в «Государстве» Платона; им нужны полномочия если не Людовика XIV, то его всесильного министра Кольбера. Чтобы достичь такого положения, он хотел увлечь и объединить вокруг себя элиту большого бизнеса. Он заявил шефам автомобильных корпораций: «Автомобиль убил большой город, автомобиль должен спасти большой город», предлагая им свой план реконструкции Парижа. Понимания и поддержки, на которую рассчитывал, он не получил. Лишь автомобильный цех авиакомпании «Вуазен» субсидировал демонстрацию его проекта как «Плана Вуазен» на Международной выставке декоративного искусства 1925 г. в Париже.
Ле Корбюье стал искать патронов меньшего масштаба. Анри Фур- же, просвещенный фабрикант, владелец сахарного завода, поручил ему построить группу домов для своих рабочих в поселке Пессак близ Бордо (1926). Предполагалось, что поселок станет лабораторией, разрабатывающей методы стандартизации и массового производства домов для крупномасштабного осуществления утопических замыслов. Поселок создавался на основе разнообразных комбинаций стандартных железобетонных ячеек. Их прообразом послужил «Дом Ситроен» (1922), компактное минимальное жилище семьи, в основе параметров которого — результаты проведенного А. де Фовилем еще в 1890-е гг. социологического исследования французского сельского жилища. Двусветная часть гостиной «Дома Ситроен» выходила на уличный фасад; второй этаж над частью гостиной и кухней служил для устройства спален. Такое сочетание пространств обеспечивало выразительность и дифференцированность интерьера при его минимальных раз
мерах. Ле Корбюзье предлагал создавать такие дома массовыми сериями на конвейере, подобно автомобилям. Технологический метод был им разработан под впечатлением книги американца Ф.У. Тейлора «Принципы научной организации фабрик», опубликованной во Франции перед Первой мировой войной.
Малые размеры поселка (всего 130 жилищ) не позволили развернуть индустриализацию строительства — целесообразные для него формы лишь имитировались. Была, однако, опробована их комбинаторика, позволявшая создать в пределах стандарта несколько различных вариантов домов. Противодействие конкурентов и отрицательная реакция общественного мнения на жесткую пуристскую геометрию форм построек не позволили развернуть эксперимент за пределы его первой площадки. Жители, воспринявшие аскетизм унифицированной геометрии форм не как рационально осмысленную красоту, а как полуфабрикат, каркас для самодеятельности, с момента заселения перестраивали дома. Стремясь к самоидентификации со средой, они вносили в их форму индивидуальные декоративные дополнения в характере примитивного кича. Реальность со временем потеряла какое- либо сходство с изначальным замыслом.
Ле Корбюзье окончательно утратил веру в буржуазную элиту после того, как оказался отклонен его конкурсный проект здания Лиги наций в Женеве (1927—1928), поначалу поддержанный большинством членов жюри. Он осознал и то, что предлагаемые им принципиальные градостроительные решения требовали координации использования ресурсов в большом масштабе, в то время как территория капиталистического города поделена между тысячами землевладельцев, каждый из которых обладает правом абсолютного вето. В 1928 г. Ле Корбюзье опубликовал памфлет, в котором призывал правительство провести «мобилизацию городских земель», выкупая их за реальную цену и передавая для осуществления крупных городских программ, подобных «Плану Вуазен». Ему стало казаться, что необходима неограниченная власть, сосредоточенная в руках одного человека — министра общественных работ, многие годы, как отметил он в 1929 г., перед ним вставал призрак Кольбера, сильного человека, стоящего выше политической конъюнктуры.
Вера в то, что буржуазная демократия в какой-либо своей ипостаси способна провести радикальные градостроительные преобразования, окончательно обрушилась у Ле Корбюзье после того, как в 1929 г. крахом нью-йорской биржи начался великий экономический кризис. Он сделал вывод, что капитализм в принципе слишком хаотичен, чтобы заложить основы градостроительного порядка. Посетив в 1928 и 1929 гг. Москву в связи с проектированием здания Центросоюза, он своими глазами увидел общество, способное браться за осуществление крупных программ. На него произвела впечатление решимость советских лидеров, несмотря ни на что, индустриализировать страну. И он почувствовал общий пафос преобразования жизни. Он писал С.М. Горному: «На всех ваших усилиях можно написать: энтузиазм; это великолепно; но я прибавлю: наивность; я прибавлю также: талант».
Получив в 1930 г. обширную анкету, распространявшуюся Московским отделом коммунального хозяйства, суть которой можно суммировать вопросом: чем должна стать Москва?, он дал обстоятельный ответ, переросший в концепцию проекта, основанную на разработках «Современного города» и «Плана Вуазен». По его мнению, «нет возможности мечтать о сочетании прошлого с настоящим или будущим, а в СССР больше, чем где-либо, речь идет о двух повернутых спиною друг к другу эпохах, у которых нет никаких общих элементов, действительно существующих на территории Москвы;…в Москве, кроме нескольких драгоценных памятников былой архитектуры, еще нет твердых основ; она вся нагромождена в беспорядке и без определенной цели». Ле Корбюзье предлагал постепенно расчистить территорию, занятую существующим городом, и создать как бы на новом месте регулярно-геометрический город-сад с крестообразными небоскребами делового центра на северной периферии, поставленными правильными рядами, меандрами жилых корпусов управляющей элиты в соседствующих с ними модулях планировки и промышленной зоне на юге, за которой должны расположиться кварталы рабочих жилищ. Как и в проекте «Современного города», пространственное зонирование предлагалось основывать не только на функциональных, но и социальных признаках. Принцип общественного обслуживания быта, намеченный в его ранних проектах лишь в общей форме, он предлагал конкретизировать, используя опыт домов-коммун (отказываясь, однако, от обязательности совместного питания в крупных столовых и предусматривая возможность распределения приготовленной пищи или полуфабрикатов по жилищам). Ему казалось, что система общественного обслуживания должна «приумножить все, что несет за собой свободу». Создание системы магистралей, сочетающей прямоугольную сеть с диагональными направлениями, он полагал одним из непременных условий реконструкции, жестко отвергая какие-либо элементы радиально-кольцевой структуры. Использование по сути дела одних и тех же методов планировки города в различных социальных системах казалось ему совершенно естественным — технику и тейлоровскую систему научной организации труда он видел некими абсолютами «машинного века», не зависящими от политики и идеологии.
