В исторической перспективе кажутся очевидными возможности рационализма, обещавшие многое по окончании вынужденного застоя. Но в ситуации, когда еще продолжалось время «бумажной архитектуры», соревнование направлений развертывалось в виртуальной реальности, формируемой утопической мыслью. Псевдосоциальная демагогия дилетантов, сумевших поставить себя как бы над профессиональными сообществами, получала общественную весомость, не соответствующую ценности ее содержания. Их схоластические рассуждения о задачах строительства пролетарской культуры становились вполне весомым фактором в соревновании идей — тем более, что именно они находили путь «к тем, кто решает».
Работу рационалистов над проблемами формообразования, через которые открывался путь к объектам новых типов для новых социальных целей, слаженный хор утилитаристов предавал анафеме. Утверждалось, что само по себе внимание к форме поворачивает развитие вспять, подменяя строительство пролетарской культуры эстетскими ритуалами буржуазного искусства. Интерес рационалистов к проблемам новой формы дал повод назвать их «формалистами», что в 20-е гг. закрепилось. Но термин, извлеченный из обихода искусствоведения и лингвистики, в ожесточении полемики, наступающей, когда в нее включается утопическая мысль, получил второй смысл — направление в художественной культуре, враждебно противостоящее содержанию пролетарской культурной революции и идеалам «Великой утопии». Смысл этот обретал аксиологический характер, обозначая безусловную и опасную антиценность. Споры ортодоксов произ- водственничества и конструктивизма с рационалистами получали политические подтексты, слово «формалист» становилось опасным ярлыком.
Возможности осуществления концепции рационализма, отнюдь не противоречившей социалистической доктрине, но всего лишь предлагавшей архитекторам обслуживать «Великую утопию», сохраняя некую автономию и возможность саморазвития своей, частичной, профессиональной утопии, оказались резко ограниченными. Подозрение в вольнодумстве несомненно становилось затруднением при получении заказов на проектирование — когда до них стало доходить дело. Идеи рационалистов редко выходили за пределы столиц — Москвы, Ленинграда (впрочем, и во втором городе страны они не получили сколько-нибудь широкого распространения).
Концепция рационализма, устанавливающая связь между закономерностью строения объекта и закономерностями его восприятия, давала хороший фундамент для грамматики профессионального мастерства. Но, чтобы обратиться к преподаванию, была необходима систематичная «достройка» концепции. И лидирующее ядро рационалистов взялось за эту задачу. Когда на основе Государственных свободных художественных мастерских был создан ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские), Ладовский, Кринский, Докучаев стали там преподавать.
ВХУТЕМАС — в отличие от Баухауза — создавался вне претензий превратить его в замкнутый идеальный мир, модель утопического общества, которое в целом формировалось по утопической программе. Но, тем не менее, был он больше, чем просто эффективно работающее высшее учебное заведение. Более чем на десятилетие он стал центром экспериментов, в которых отрабатывались концепции и методы архитектурных утопий, подчиненных общим устремлениям «Великой утопии».
Структурная схема организации ВХУТЕМАСа повторяла уже принятую Баухаузом; она также объединяла подготовку профессионалов основных специальностей, обеспечивающих формирование предметно-пространственной среды жизнедеятельности. Архитектурный факультет существовал в ряду с художественными (живописными, скульптурными) и производственными (деревообделочным, металлообрабатывающим, текстильным, керамическим, полиграфическим)*. Весь этот диапазон специализаций основывался на общем фундаменте Основного отделения. На последнем начиналось обучение всех студентов по общей программе — изучались пропедевтические дисциплины, дающие подготовку, необходимую для дальнейшего освоения специальных знаний и навыков (принцип, общий с Баухаузом).
Разработка цикла таких дисциплин требовала абстрагирования и осмысления изначальных и всеобщих закономерностей образования среды — рационально структурированной, гармоничной, несущей метафорические и символические значения. Принципы формообразования рассматривались здесь на уровне более глубинном, чем тот, на котором начинается специализация видов деятельности. Такая методика предполагала на начальной стадии работу учащихся с проблемами организации формы, отвлеченными от конкретности. От преподавателей, создавших курсы этого цикла, она требовала исследования закономерностей и приемов формообразования на уровне, где не дифференцируются ни профессиональные специализации, ни творческие концепции. На Основном отделении рационалисты — Ладовский, Докучаев, Кринский — вели дисциплину «Пространство». Конструктивист Родченко вел дисциплину «Графика», члены группы обжективистов, сложившейся в ИНХУКе, Л. Попова и А. Веснин, приняли на себя дисциплину «Цвет».
