Столкновения обострились и между группировками авангарда. Член АСНОВА Н.В. Докучаев задавал риторический вопрос: «а не есть ли наш русский «функционализм» отражение современной западной архитектуры, идеологически и генетически чуждой нашей современности…» и не намеревается ли он «протащить под видом «нового» и оригинального миропонимания и «мышления» архитектуру времени последнего расцвета западного капитализма?». Сторонники АСНОВА Ф. Шалавин и И. Ламцов выступили в журнале «Красная новь» со статьей «О левой фразе в архитектуре (к вопросу об идеологии конструктивизма)», обвинив конструктивистов (и персонально М. Гинзбурга) в махизме, субъективном идеализме, техническом фетишизме, поповщине. Но и в «СА» Р.Я. Хигер опубликовал ответ, не менее резкий и не менее далекий от серьезной полемики, продолжив затем разносную критику АСНОВА на страницах журнала в статье «Формализм — идеология упадничества в советской архитектуре».
Перерастание полемики в групповую борьбу сопровождалось снижением ее интеллектуального уровня. С.О. Хан-Магомедов объясняет это отходом основных идеологов рационализма и конструктивизма, всецело посвятивших себя практике, от теоретических дискуссий. Действительно, Ладовский в 1928 г. вышел из АСНОВА, создав новое Объединение архитекторов-урбанистов (АРУ), чтобы заняться проблемами социалистического города; Гинзбург тогда же, оставив теоретическую деятельность в ОСА, углубляется в работу секции типизации Стройкома РСФСР. Но уход лидеров — не причина, а следствие того, что их интеллектуальные возможности оказались невостребованными.
Изменилась ситуация — психологическая, общественно-политическая и культурная. Пафос искреннего устремления к «светлым далям», вдохновлявший и сплачивавший людей в начале двадцатых, нацеливая их на строительство общества социальной справедливости по принципам коллективизма и уравнительности, несколько перегорел. В те годы утопия казалась не фантазией, а психологически реальным миром, преддверие которого уже достигнуто. Пафос движения к его завершенной, счастливой фазе захватывал всех. Творческая интеллигенция участвовала в этом движении по зову сердца, искренне полагая, что работает для приближения светлого будущего. Она испытывала тот же энтузиазм, что и политизированные массы трудящихся, укрепляясь в вере в передовую роль рабочего класса в прогрессе человечества.
Практическую нереальность завышенных социальных ожиданий «первой утопии» осознали раньше других в политическом руководстве страной — общая картина развития и точные данные о его реальных темпах были известны только ему. К концу первой пятилетки (1928—1932) стало очевидно, что страна с большим напряжением и неполно может осуществлять лишь программу индустриализации,
сдвигая осуществление социальных программ в неопределенное будущее. В то же время пропаганда достигнутых грандиозных успехов, которую непрерывно вели средства массовой информации, вселяла надежды на скорое наступление изобильного «завтра». В умах политического руководства назрела необходимость изменить облик утопии, чтобы сохранить веру народа в утопические цели и его трудовой энтузиазм. В недрах пропагандистского аппарата началось построение новой, «второй утопии» социалистического будущего. Архитектуре в утверждении ее идеологии отводилась особая роль.
Началась подготовка к переориентации общества на новые идеалы. Она осуществлялась «сверху». «Первая утопия» советской архитектуры складывалась при свободном подключении интеллекта профессионалов к движению социальной утопии. В конце двадцатых развитие архитектуры все настойчивее направлялось политическим руководством страны, причем новые идеальные ориентиры еще не стали очевидны. В такой ситуации наиболее чуткие лидеры архитектурной мысли ощутили ненужность своих теоретических построений и замкнулись в практической деятельности, а соперничество творческих группировок приобретало политизированный характер. Предложение президиума ОСА (А.А. Веснин, М.Я. Гинзбург, И.И. Леонидов, Р.Я. Хигер, Г.М. Орлов) объединить авангард в единой Федерации революционных архитекторов (1929) не получило поддержки.
Вопреки призыву конструктивистов к объединению, в 1929 г. организационно оформилась еще одна группировка — Всесоюзное объединение пролетарских архитекторов (ВОПРА). Создание ее подготовили группы студентов и выпускников МВТУ (в которой лидировали А.Г. Мордвинов, 1896—1964, и А.В. Власов, 1900—1962) и ВХУТЕ- МАСа (лидером которой был К.С. Алабян, 1897—1959). Эта сильно политизированная молодежь была близка к АХР (Ассоциации художников революции) с ее популистскими лозунгами искусства, понятного народу, «героического реализма» и «художественного докумен- тализма» (художники Ф.С. Богородский, И.И. Бродский, А.М. Герасимов, М.Б. Греков и др.) и считала своей целью противостоять ОСА, в котором видели проводника чуждых советским людям зарубежных влияний. В формулировке идей ВОПРА активное участие приняли работавшие в Комакадемии искусствоведы И.Л. Маца и А.И. Михайлов, насаждавшие вульгарно-социологические представления и методы политизированной демагогии, уже испытанные ими в борьбе против художественного авангарда.
