В традиции симметрии вплетается отчетливо различимая с эпохи Ренессанса, но берущая начало еще в египетских и античных канонах антропометрическая традиция симметрии, обновленная в ХХ в. модулором Ле Корбюзье. Для Ренессанса характерно не просто изображать человеческое тело, но постигать его закономерности, которые приводятся к числовым. Возможно, эта антропометрия повлияла на построение первых в теории архитектуры органических природных имитаций, аналогий, которые позднее своеобразно преломились в идеях архитектурной бионики.
Эти условно выделенные традиции метафизическая, геометрическая, антропо и биоморфологическая — опознаются в подобии концентрических контуров, кристаллических структурах, системе пропорций и т. п. В каждую эпоху архитектурная симметрия имеет особый акцент, будь то космологические уподобления древности, числовая мистика средневековья или представление о структурности и типизации, внесенное современной практикой.
Традиции симметрии противоречивы и сложны своими неоднозначными связями с породившими их фактами истории. Так, например, статика сооружений немыслима без симметрии. Возникнув в глубокой древности, эта инженерная симметрия в своих трансформациях через конструкции и материал, их совершенствование составляет самостоятельную, по-своему драматичную линию развития зодчества.
Научные открытия прошлого века и технические достижения нашего столетия наследуют традиционные конструктивные принципы равновесия, статики или парадоксальным образом их развенчивают. Этот аспект симметрии чрезвычайно увлекателен, но по-видимому современные проблемы архитектурного творчества более тесно связаны с иной традицией симметрии символической.
Симметрия способна изображать особые, вне опытные зависимости и закономерности, влияющие на общую разработку композиции, ее масштабность, деталировку. Она создает особое пространство и почти повсюду характеризует предметное бытие ритуала и мифа, те никому не нужные, «абсурдные» предметы ритуала, которые мы называем произведениями искусства.
«Эти предметы были символическим изображением мира, а не отражением его, особым в том смысле, что они были явно конструктивными по отношению к человеческому существу, были орудием переведения биологических качеств, биологических структур, биологических реакций и состояний человеческого существа в режим человеческого их бытия. А это другой режим».
В интерпретации зодчих симметрия подобно речи человека приобретает определенную интонацию, становится монологичной или диалогичной. Внимание к «речевым» особенностям симметрии позволяет подметить еще одну ее традицию в истории архитектуры диалогическую.
Наиболее емкая, доминирующая, на наш взгляд, символическая роль симметрии осуществляется в традициях языка архитектуры, точнее, в русле общекультурной коммуникативной или диалогической функции профессии. Она не только в диалоге культур, но и в особом понимании творческого самовыражения как единства сакрального, профессионально-тайного и открытого, понятного и доступного тому, кому адресуется произведение архитектуры.
Мы можем сказать, что симметрия — своего рода универсальный код, с помощью которого информация внешнего мира переводится, транслируется в искусственно создаваемую среду и снова декодируется при ее восприятии. Не случайно идея «говорящей архитектуры» в XVIII в. находит опору в симметричных сюжетах, нарочито лишенных декора (Булле, Леду).
В целом архитектурная симметрия со всем обширным спектром ее значений пронизывает самое бытие творческой личности, философски реагирующей на окружающий мир воспроизведением закономерностей симметрии. В поисках определения ее можно было бы, пожалуй, назвать своеобразным символом «человека — творящего», который применяет симметрию для утверждения себя в роли разумного существа.
В этой роли он одновременно и подражатель, и антагонист природы. Ведь вряд ли возможно, не испытывая по отношению к природе чувства некоторого превосходства, подмечать в ней какие-либо закономерности, в частности симметричные.
Парадоксы, противоречия, споры. Но что стоит за ними? Почему симметрия древний не только как зодчество, но и как разумная жизнь, принцип порядка наследуется творческим сознанием? Из этого вопроса возникла цель книги показать архитектурную симметрию как профессиональное средство имитации, изображения закономерностей действительности, как постепенно сложившийся профессиональный миф о возможностях упорядочения, приведения к гармонии впечатлений и фантазий художника, иными словами, вернуть термину симметрия его изначально широкий культурный смысл.
Симметрия служит своеобразным историческим источником для реконструкции принципов композиционного мышления зодчих. Представление о «композиционных инвариантах» введено нами, чтобы полнее раскрыть структурную конструктивную роль симметрии в образном расчленении пространства, а также чтобы показать ее связь с философией профессии в ее традиционном аспекте символического единства рационального и иррационального начал, художественного синтеза природного и культурного в творчестве.
Попытка выявления «вне опытной», избыточной стороны симметрии стала возможной при использовании метода симметрии — смыслового симметричного соотнесения различных знаний, касающихся одного феномена.
К нему все чаще обращается неклассическая (расширенная) рациональность в построении логических моделей современных исследований.
При этом мы искренне опасались увлечься причинно-следственными связями и упустить из виду, что симметрия, быть может, в большей степени, чем любое иное «высказывание» художника, относится к сфере интуиции, и всякое истолкование ее условно.
