В 1931 г. Ле Корбюзье выполнил конкурсный проект Дворца Советов в Москве, развивая метафоры технократической целесообразности как основы планируемого производства и упорядочения жизни. Ле Корбюзье, разъясняя свое понимание задачи, писал, что «дворец должен увенчать собою успех первого пятилетнего плана». Он подчеркнул функциональный элементаризм артикулированной структуры и развернул драматизированную игру конструктивными формами, венчая композицию гигантской параболической железобетонной аркой, к которой подвешены концы ферм, перекрывающих большой зал. В свою очередь к этим фермам подвешена криволинейная скорлупа акустического покрытия. Асимметричные железобетонные рамы использованы для подвески акустического потолка малого зала, образующего другой фланг композиции. Между рядами пилонов, на которые подняты корпуса, должен был простираться обширный крытый форум. Целое подчинено оси симметрии, подчеркивавшей грандиозность архитектурного спектакля, рассчитанного на вовлечение громадных человеческих масс. В метафорах проекта складывался образ массового общества, управляемого гигантской супермашиной планируемого производства (именно эта грань советской действительности произвела на Ле Корбюзье наибольшее впечатление и казалась ему главной перспективой социалистического общества, его преимуществом в соревновании с западным капитализмом). Судя по решению жюри, указавшего на неуместную параллель с фабричным зданием, метафора была понята, но не принята, сочтена неуместной*.
Наиболее крупной реализацией Ле Корбюзье в жанре построек общественного назначения в период между двумя мировыми войнами стало здание Центросоюза в Москве (1928—1933) — соединение трех лаконичных пластин многоэтажных корпусов, прикрывающее своей четкой геометрией сложный конгломерат объемов и пространств. Гигантские стеклянные плоскости (задуманные как двойные, между которыми циркулирует подогретый или охлаждаемый воздух, всегда обеспечивающий оптимальную температуру в помещениях, что не было осуществлено) контрастируют с плоскостями, облицованными артикским туфом. Композиция впечатляюща, но лишь в малой степени связана с комплексом идей, принципиальных для Ле Корбюзье, его эволюционирующих утопических идеалов.
Но Ле Корбюзье всегда был одержим проблемой осуществления своих утопий. В тридцатые годы, мало загруженный реальными заказами, он отдавал много энергии как утопическим проектам, так и пропагандирующим их текстам, тональность которых окончательно стала истеричной. Новой темой, вошедшей в его тексты середины 1930-х, стало соучастие потребителей в формировании городской среды и города. Тема возникла в синдикалистской утопии «Лучезарного города» и получила развитие в книге «Когда соборы были белыми», впервые опубликованной в том же 1935 г. «Когда соборы были белыми, соучастие было единодушным во всем. Не было епископских замкнутых кружков; люди, страна двигались вперед. Театр был в соборе, его представления разыгрывались на импровизированной сцене посреди нефа; он отчитывал священников и сильных мира сего: люди росли и делали сами себя, в белом храме — внутри и вне его. «Дом народа», где они обсуждали мистерии, моралите, религию, светские дела или интриги, был совершенно белым… Мы должны хранить этот образ в наших сердцах». Политическую форму соучастия, в котором виделась Ле Корбюзье надежда на коллективное воплощение утопических идей, он связывал тогда с анархо-синдикализмом, в системе которого рабочие союзы должны были стать основой власти, формируя ее органы из своих представителей.
Ле Корбюзье даже называл современные примеры соучастия в действии, сравнимые со средневековыми коммунами (табачную фабрику Ван Нелле в Амстердаме и автомобильные заводы Форда). При этом он как-то путал общие усилия гармонизации процесса производства и соучастие в решениях, имеющих прямое политическое значение или влияющих на распределение материальных благ. Смешивая пути организации работы на отдельной фабрике с устройством государства, он начинал прислушиваться к демагогии фашизма.
Один из вариантов соучастия, обращенного на архитектуру, он показал в проекте здания-виадука для Алжира (1932), субструкции которого создаются в виде гигантского криволинейного здания, соединяющего вершины холмов. Над его кровлей проложена автомагистраль, а форма жилых ячеек, заполняющих пространственную решетку каркаса, определяется предпочтениями ее обитателей (опыт поселка Пессак Ле Корбюзье учел). При этом в рационально сформированную инфраструктуру могут вписаться как современные, так и истори- цистские формы — вплоть до мавританского стиля или стиля Людовика XVI. Соучастие здесь предложено как основа распределения затрат (инфраструктура — общественные фонды, жилье — частные средства) и как возможность создания разнообразной и привлекательной среды (идея, казавшаяся странной в 1930-е и ставшая популярной через четыре десятилетия).
Но и там, где в комплекс идей входило соучастие, Ле Корбюзье не включал в систему элементы, предназначенные для общественной жизни. Город в его кальвинистском сознании оставался системой пространств, предназначенных для четырех функциональных категорий: жить, работать, отдыхать, передвигаться. Рациональное пространственное зонирование, основанное на этих четырех элементах, он считал изначальной проблемой планировки города.
Эту установку приняла созданная в 1928 г. организация «Международные конгрессы современной архитектуры («С1АМ)». Ее инициаторами были Ле Корбюзье и швейцарский архитектуровед Зигфрид Гидион. Первый конгресс состоялся в Швейцарии, в замке Ла Сарра, принадлежавшем меценатке Э. де Мандро. К этому времени влияние архитектурного авангарда, «современного движения», уже распространялось на Европу, Северную и Южную Америку, Австралию, Японию. Стала реальной идея «интернациональной архитектуры», выдвинутая В. Гропиусом в 1925 г. — С1АМ должна была эту идею организационно оформить.
