Мифы о новом человеке, формируемом коллективным бытом, в период нэпа, с его всплеском возрождавшейся буржуазной ментальности и духа собственничества, вновь оказались остро актуальны. Они противопоставлялись мещанской власти вещей и накопительству, утверждая социально-этические нормы, заложенные в структуру «Великой утопии». Возникла и новая волна создания бытовых коммун — в основном молодежных. В такие коммуны объединялись строители и рабочие, направляемые в процессе форсируемой индустриализации страны на места создания новых промышленных центров, их создавали и студенты вузов, которые должны были пополнить поредевший слой специалистов-интеллектуалов. Складывались специфически однородные коллективы; их члены оторваны от привычной среды и семьи, из которой вышли; они еще не создали своей семьи, не накопили ни собственности, ни навыков обособленного индивидуального быта. Опыт ранних бытовых коммун и их мифология становились образцом, причем радикальность их идей романтизировалась и заострялась энтузиастами, выдвигавшими программы полного обобществления быта — вполне в духе классических постренессансных утопий.
В кругах теоретиков производственного искусства и социологов молодежным коммунам с их специфическим населением придавалось значение всеобщего эталона. Побуждаемый Л. Троцким, пропаганду идей коллективного жилища развертывал ЛЕФ. Н. Горлов писал: «Революция наша замедлила темп, но не остановилась. Углубляясь, она подошла к быту. Быт — наш новый фронт». «Целесообразно конструировать быт — вот чего добиваются «ЛЕФы», — писал Б. Ар- ватов.
ОСА включилась в разработку этой проблемы, столь отвечающей духу программных заявлений объединения. Уже первый номер журнала «СА» открывал лозунг: «Современная архитектура должна кристаллизовать новый социалистический быт!» Было объявлено товарищеское соревнование по созданию нового типа жилья для трудящихся. Программа его была ориентирована не на экстремистские лозунги молодежных активистов, отвергавших семью как ячейку общества и требовавших полного обобществления быта, а на новый тип дома, который виделся переходным к некоему окончательному идеалу. Обособленные квартирные ячейки для отдельных семей предлагалось связать с развитой группой помещений коммунального обслуживания. «Опыт согласования в новом жилье совершенно индивидуализированной семейной жизни трудящихся с выросшими на наших глазах потребностями к коллективно-общественной жизни, к раскрепощению женщины от излишних тягот хозяйства — есть проявление воли архитектора к занятию своего места в строительстве новой жизни, к созданию нового организма — социального конденсатора нашей эпохи».
Возможность создания обширного общественного сектора и связывающих с ним коммуникаций без увеличения общего объема и стоимости виделась в компактности ячеек, из которых изымались обобществляемые функции. Использовались вариации предложенной Ле Корбюзье системы двухуровневых ячеек, в том числе соединяющих жилую комнату высотой в два этажа, резервуар воздуха, компенсирующий компактность остальных помещений, с малыми помещениями и антресолями, имеющими половинную высоту. Сочетание таких ячеек с внутренними коридорами или галереями позволило располагать коммуникации, объединяющие жилой корпус, обслуживая два (проект М.Я. Гинзбурга) или три этажа (проект А.А. Оля, К.А. Иванова, А.С. Ладинского, проект И.Н. Соболева). Дом в целом у Гинзбурга состоит из двух шестиэтажных жилых корпусов, вертикальные коммуникации которых на уровне верхних этажей связаны висячим переходом, вмещающим комплекс общественных помещений (столовая, библиотека с читальным залом, клуб, зал собраний). Внизу к лестничным клеткам примыкают миниатюрные объемы детских учреждений. В проекте Г.Г. Вегмана пятиэтажные секционные дома с компактными квартирами на уровне верхних этажей связывались крытыми мостиками, подводившими к общественному комплексу, занимавшему верхний этаж каждого седьмого дома. У А.Л. Пастернака коммунальные помещения занимали верхний этаж шестиэтажного дома.
«Классическим» результатом проектных экспериментов и разработки базы стандартов секцией типизации Стройкома стал «дом переходного типа», созданный в 1928—1930 гг. по проекту архитекторов М.Я. Гинзбурга и И.Ф. Милиниса на Новинском бульваре в Москве (бывший дом Наркомфина). Его шестиэтажный жилой блок соединен по второму этажу теплым переходом с корпусом, где размещались детский сад и столовая для жильцов. Энергично расчлененное горизонтальными лентами окон здание, приподнятое на колоннах, образующих первый этаж, несет метафору корабля, сближающую его с образами построек Ле Корбюзье того времени, но сформированную с более радикальным динамизмом. Квартиры расположены в двух уровнях, что позволило свести число сквозных коридоров, которые их соединяют, до двух — на втором и пятом этажах. Уровни ячеек связаны внутренними лестницами — низкие кухни внизу, такие же низкие антресоли, спальни и санузлы наверху. Жилая комната двойной высоты служит резервуаром воздуха для всей квартиры. Кухня минимальна, поскольку предполагалось обслуживание общей столовой.
