Часть конструктивистов, включая братьев Весниных, следовала идеям Сабсовича, создавая проекты громадных жилкомбинатов. Гинзбург, идеолог направления, поддержал, однако, Охитовича, отвергавшего не только большие города, но и любое территориальное единство. Он провозглашал: «Карфаген должен быть разрушен!.. На место территориальной смежности выступает проблема транспортных коммуникационных систем». Следуя идее, М.Я. Гинзбург и М.О. — Барщ разработали проект Зеленого города севернее Москвы (1930), предлагая его как первую акцию по дезурбанизации столицы. Все ее население предполагалось в конечном счете вывести в непрерывные ленты домов, сотнями километров тянущиеся вдоль магистралей. Радио и телефон должны были заменить прямое общение, автомобили — обеспечить функциональные связи.
Концепция Охитовича соприкасалась с «крестьянской утопией» экономиста А.В. Чаянова (1888—1937) и, вероятно, складывалась под ее влиянием. Чаянов, противник городов и индустрии как основы экономики, опубликовал под псевдонимом утопическую повесть (1926), где описал Москву 1984 г. как столицу страны без городов, рассредоточенные индивидуальные крестьянские хозяйства которой объединены лишь немногими местами осуществления социальных связей.
Логика антиурбанистической утопии подводила к проблеме динамичных, развивающихся структур расселения. В 1930 г. бригады конструктивистов разработали варианты планировки нового промышленного центра — Магнитогорска — как линейного поселения. М.О. Барщ, В.Н. Владимиров и Н.Б. Соколов предлагали схему с восемью линиями расселения, которые радиально расходились от производственнообщественной зоны. Бригада Леонидова предлагала разместить селитьбу полосой вдоль транспортной магистрали, отходящей от промкомбината к совхозу-гиганту. В полосе озеленения свободно поставлены объемы общественных зданий. Контрасты высоких и малоэтажных домов должны были символизировать единение двух стилей жизни — городского и сельского (как и само направление линейной структуры, соединяющей завод с совхозом). Специфическими средствами проектной графики идее жизни, организованной стержнем движения, придана поэтическая убедительность.
Принимая идею города-линии, Н.А. Милютин (1889—1942) искал возможность преодолеть «поточно-функциональной системой» растущее по мере развития удаление жилищ от мест приложения труда. Линейная схема Леонидова, начинаясь от центра производства, устремлена в бесконечность. Милютин распределял вдоль параллельных линий всю 25 Э-383
сложность функций городского организма (линейные зоны: железной дороги, производства, санитарно-защитная с автомагистралью, жилая, сельскохозяйственная). Такой город мог расти в двух направлениях, причем поперечные связи удобно соединяли зоны: он, однако, не имел выраженного центра. Ладовский, размышлявший о возможности совместить непрерывность роста с преемственностью городской культуры, предложил принцип города-параболы, где осью служит центр, линейно развивающийся от сложившегося ядра. Идея возникла из предложения преобразовать радиально-кольцевую структуру Москвы направленным прорывом линейного центра сквозь внешние зоны. Подобную схему на четверть века позже К. Доксиадис широко пропагандировал как схему «динаполиса» — города, открытого к развитию.
Все эти схемы основывались на утопической абсолютизации одной из проблем, изымаемой из системы. Как лабораторные эксперименты, они дали обильный материал для работы профессиональной мысли, но утопизм не позволял авангарду активно включиться в практическое управление процессами градообразования, связанными с урбанизацией и промышленным развитием. Показателен конкурс на идею планировки Москвы (1932). Каждый из предложенных проектов ориентирован на какую-то одну проблему, избранную приоритетной. И все проекты игнорировали существующий город с его сооружениями, инфраструктурой, с его историей и его символами. Крайним выражением тенденции был эскиз, еще до начала конкурса присланный Ле Корбюзье (1930); он намечал расчистить всю территорию Москвы, создав на опустошенном месте новый город с прямоугольной сеткой плана. Пренебрежение реалиями было свидетельством капитуляции утопического мышления авангарда перед противоречивостью жизни, которую пытались систематизировать в понятиях градостроительства.