Его идеи и его творчество — воплощение этих идей — оказали влияние на архитектуру, которое можно сравнить только с влиянием Палладио, как писал Чарльз Джейкс. Общим местом стало и сравнение роли Ле Корбюзье в становлении художественной культуры XX в. с ролью гениального Пабло Пикассо.
Вовлеченность Ле Корбюзье в развитие утопической мысли была предопределена генетически. Семья его происходила от альбигойских еретиков, еще в XVI в. вытесненных религиозными гонениями из Франции в долины швейцарской Юры. В духовной традиции, исходящей от их суровой манихейской ереси, берут начало присущие Ле Корбюзье жесткая прямота и контрастное «черно-белое» видение мира, в котором исключены компромиссы и беспощадно высвечиваются противоречия. Отсюда же — стремление совершенствовать мир, как и страстность поиска путей к его преобразованию, которая приводила к подчинению разума импульсам веры и эмоций.
Ла-Шо-де-Фон, где осела семья Жаннере, в конце XVIII в. посетили Руссо и Ламартин. Руссо в письме Даламберу описывал потом зрелище горы, на которой живописно разбросаны дома свободных крестьян, живущих в довольстве и достатке. Воспоминания смешались в его строках с утопическим образом «естественной жизни». Здесь — место возникновения и центр производства знаменитых швейцарских часов, которые создавались кооперацией домашних ремесленных мастерских. В 1872 г., после разрыва с К. Марксом и исключения из II Интернационала, в Ла-Шо-де-Фон приехал М.А. Бакунин. Жил здесь и П.А. Кропоткин. Городок стал центром европейского анархизма. В свободном объединении его мастерских в рабочие синдикаты анархисты усматривали конечную форму свободного состояния человека в обществе. К числу приверженцев Бакунина принадлежали и члены семьи Жаннере. Таким образом Шарль-Эдуар, по- видимому, рано соприкоснулся с критическим отношением к существующему обществу и с радикальными идеями его переустройства.
Предполагалось, что он, вслед за отцом, займет место в часовом производстве. С тринадцати лет он гравировал и инкрустировал крышки для часов и учился в местной школе прикладного искусства. Преподававший там Шарль Л’Эплаттенье дал ему первые сведения об архитектуре. И уже в 1905—1907 гг. он создал первую постройку — виллу Фалле, соединив местную традицию с прообразами, идущими от австрийского «Сецессиона». Дальнейший путь овладения профессией был для него целеустремленным самообразованием, сочетавшимся с работой у крупных мастеров (у И. Хофмана в Вене, 1907, у О. Перре в Париже, 1908, у П. Беренса в Берлине, 1910—1911). От Огюста Перре он воспринял веру в железобетон как материал архитектуры будущего. Петер Беренс и контакты с мастерами германско
го Веркбунда помогли познакомиться с достижениями инженерии и дизайна того времени и осознать значение накопленного ими опыта формообразования для архитектуры. В 1907 г. в Лионе Т. Гарнье показал ему свой «Индустриальный город» — первую архитектурную утопию «машинного века». Тогда же он побывал в картезианском монастыре Эме в Тоскане, увидев реальный прообраз коммунального бытия, к которому потом не раз обращался, создавая свои утопические модели. Цикл самообразования завершила долгая поездка по Балканам и Малой Азии (1911), расширившая эрудицию.
Подводя итоги в Ла-Шо-де-Фон, Ш.-Э. Жаннере не только сводил воедино накопленный опыт (вилла Швоб, 1916), но и создавал заготовки для еще неясного будущего. Одна из них — «Дом Ино» (1915), проект элементарной ячейки из железобетона, которую можно использовать как первичную клетку в структуре крупного сооружения или как основу индивидуального дома. Жесткая артикуляция элементов позволяет тиражировать систему методами индустриального производства. Идея была потом использована как принцип конструкции большей части проектов Ле Корбюзье 1920—начала 1930-х гг. — реальных и утопических. Ему стало ясно, однако, что большие замыслы, к которым он себя готовил, не смогут вызреть в самоуспокоенности швейцарского захолустья. Ему виделся большой город как «селекционер», место, где гений может проявиться через беспощадную конкуренцию. Он устремился в Париж, «место для чемпионов и гладиаторов… Париж, вымощенный трупами, Париж — сборище каннибалов, устанавливающих правила игры. Париж — селекционер».
