Предостережение против фантастических представлений всегда распространялось, прежде всего, на область молитвы, но расширительно относилось на всю область духовной жизни и духовного творчества. Преподобный Григорий Синаит, например, в начале XIV столетия учил: «Когда молишься, не придавай Божеству какого-либо облика (чтобы в уме твоем печатается какой-либо облик)»29 30. Каллист и Игнатий Ксенфопулы в том же XIV веке, ссылаясь на текст Василия Великого (IV в.) писали: «Как не в рукотворенных храмах живет Господь, так и не в воображениях каких или мысленных построениях фантазии [присутствует], кои представляются вниманию и как стеною окружают испортившуюся душу, так что она силы не имеет чисто взирать на истину» .
Уже в XX веке иеромонах Софроний Сахаров, основываясь на словах преподобного Силуана Афонского, пояснял это следующим образом: один из видов воображения -«попытки рассудка проникнуть в тайну бытия и постигнуть Божественный мир». Такие попытки неизбежно сопровождаются воображением. Однако это — процесс, «обратный порядку действительного бытия, так как при этом человек творит Бога по образу своему и по подобию». Как следствие, мир воображения оказывается миром всего-навсего «призраков» истины31. Именно поэтому и в иконописании, и в храмостроении оказывается необходимой опора не столько на индивидуальный поиск, сколько на опыт, закрепленный в церковном предании. Отсюда — традиционализм (столь часто осмеиваемый), отсюда стремление церковного заказчика следовать устоявшимся образцам.
Если признать закономерной ориентацию на устоявшиеся образцы, следует ответить на два связанных с этим вопроса. Во-первых, означает ли это стремление к полной остановке развития формообразования в храмостроении. Безусловно, нет. Постепенно будут находиться и уже находятся новые выразительные средства, не противоречащие традиции, а как-то ее развивающие. В складывающейся практике пока преобладает достаточно жесткая привязка к прототипам. Но используемые образцы по-разному и в разной мере раскрывают называвшиеся выше основные идеи храма, и сегодня как архитектор, так и заказчик готовы ориентироваться на достаточно сильно различающиеся прототипы и даже компилировать их. Уже в отборе образцов, в способе их цитирования вольно или невольно отражается особенность нашего времени, та самая «современность», отсутствие которой часто вызывает беспокойство критиков. Постепенно спектр решений уже сейчас начинает расширяться, не вызывая отторжения общин пользователей. В дальнейшем изложении мы постараемся это показать.
Второй вопрос заключается в следующем. Если мы признаем закономерность ориентации на образец, а образцы разные, если их интерпретация тоже бывает различна, то каковы критерии успешности решения задач формирования образа храма. Ответ, видимо, в необходимости основываться на оценке того, как раскрываются те основные темы образа храма, о которых уже неоднократно говорилось.
При рассмотрении истории отечественного храмостроения в первом разделе книги одной из важнейших тем было выявление органического начала в образе храма, поскольку с этим так или иначе связывалась одухотворенность образа. Наряду с иконическим знаком Неба — куполом — органичность форм оказывалась важной для воплощения темы Небесного. (Но здесь надо напомнить, что в храмовой архитектуре прошлого «органичность» всегда сочеталась с ясной структурированностью форм.)
В сегодняшней ситуации особенно важно видеть антитезу: органичность техницизм. Техницизм в большей части своих проявлений принципиально противостоит органике, демонстрирует главенство инструментально-механического начала. И тем самым не оставляет места теме чего-то живого, одухотворенного в образе сооружения. В последующем изложении при рассмотрении опытов современного храмостроения важной составляющей анализа будет выявление меры органичности или механистичности, техницизма того или иного решения.
Тема органичности или механистичности будет продолжать линию тектонического анализа произведений храмовой архитектуры, занимавшую нас в исторической части работы. Тектонические особенности предстоит рассматривать со стороны пластической интерпретации форм храма, а в некоторых случаях — и со стороны принципа формирования целого: составлено оно из отдельных кубиков или представляет единый организм. Наряду с тектоникой важным направлением исследования будет, по-прежнему, иконографический анализ. И здесь следует обращать внимание как на иконографию целого, так и на комплекс привлеченных деталей и мотивов.
Друтая важнейшая тема образа храма — Дворец или Дом Царя Небесного требует, прежде всего, гармоничности, структурной ясности целого. Сегодня это особенно важно, поскольку в новейших течениях современной архитектуры особое внимание уделяется неуместной в храмостроении теме хаоса, появляется стремление поставить человека между хаосом и порядком, присутствуют идеи антигуманизма и децентрации . В развернутом виде такие тенденции в отечественной практике не реализовались, но, тем не менее, проблемы гармоничности и ясности требуют своего рассмотрения при знакомстве с архитектурной практикой.
Наконец, следует еще раз упомянуть о намеченной выше триаде: о сакральном, историческом и бытовом факторах, в равной мере влияющих на восприятие храма. Памятование о них дает нам дополнительное объяснение популярности в проектировании и строительстве исторических образцов.
