В Центральном муниципальном архиве Москвы (ЦМАМ), бывшем ЦГАОРСС г. Москвы, в документах фонда Центральных государственных реставрационных мастерских (ЦГРМ) содержатся сведения об использовании кремлевских дворцов, отдельных построек в Коломенском и Царицыне, Петровского дворца и ансамбля в Нескучном саду после 1917 г. Поскольку основная задача ЦГРМ заключалась в обследовании историко-архитектурных памятников и выработке рекомендаций по их реставрации, сведения об использовании их часто неполны, отрывочны и противоречивы. К тому же документы фонда охватывают сравнительно узкий хронологический период: с 1918 г. до середины 1930-х гг. Тем не менее, вопросы принадлежности дворцовых ансамблей и отдельных исторических построек нашли отражение в протоколах заседаний архитектурно-реставрационного отделения ЦГРМ, актах осмотров зданий, переписке отдела по делам музеев, охраны памятников искусства и старины Наркомпроса (далее — музейного отдела НКП). В документах фонда отразились также неосуществленные проекты передачи бывших царских дворцов разным ведомствам и те изменения в облике зданий, которые произошли в результате их переделок новыми владельцами.
Сведения об использовании помещений Большого Кремлевского дворца относятся к 1922 — 1927 гг. В сентябре 1924 г. Большой Кремлевский дворец был передан в ведение ВЦИК. Согласно протоколу заседания совместной комиссии административно-хозяйственного отдела (АХО) ВЦИК и музейного отдела НКП от 10 сентября 1924 г. было решено освободить Грановитую, Золотую царицыну, Жилецкую палаты и Святые сени от размещавшейся в них столовой, приспособив под последнюю Георгиевский зал. В столовой должны были питаться делегаты съездов Советов, сессий ЦИК и ВЦИК Советов. Для подачи посуды из нижнего этажа предполагалось установить подъемную машину. Благодаря участию в заседании представителей музотдела в протоколе появился пункт об использовании Жилецкой палаты в музейных целях. Несмотря на это, в ней вскоре организовали посудомоечную.
В 1925 г. в Золотой царицыной палате хранилась хозяйственная утварь хозотдела ВЦИК. 7 августа 1925 г. заведующая музейным отделом НКП Н.И. Троцкая вышла с прошением в АХО ВЦИК об освобождении палаты и передаче ее в ведение музотдела. Сведений о содержании ответа (если таковой был) не обнаружено.
В помещении бывшего Зимнего сада Большого Кремлевского дворца располагались художественно-реставрационные мастерские музейного отдела НКП. В ноябре 1922 г. возникла идея разместить там клуб рабочих Кремля, однако музотдел сумел сохранить помещение за собой 3. В августе и сентябре 1924 г. секретариат Президиума ВЦИК дважды выносил решения о восстановлении Зимнего сада в связи с предложением АХО переместить туда редкие расте ния из домов отдыха ВЦИК и, в частности, из Архангельского. Был ли осуществлен этот проект, сведений нет. Известно лишь, что в начале декабря 1924 г. реставрационные мастерские продолжали занимать указанные помещения.
Пожалуй, только Оружейная палата сохранила свое первоначальное назначение. Ее собрание значительно пополнилось за счет художественных ценностей (сервизов из серебра, ковров, часов, бронзы), вывезенных во время Первой мировой войны из Зимнего и других петроградских дворцов. Эти поступления были столь значительны, что под их размещение пришлось отвести ряд дополнительных помещений Большого Кремлевского дворца. Согласно акту о распределении художественных ценностей между Оружейной палатой и петроградскими музеями от 18 октября 1922 г. большая часть предметов должна была вернуться в город на Неве.
Использовались ли бывшие царские апартаменты под жилье и в какой мере — сказать трудно. Удалось обнаружить лишь одно косвенное подтверждение этого в акте осмотра Оружейной палаты от июля 1923 г.: “Для изоляции Оружейной палаты от помещений, занятых жильем во 2-м этаже, необходимо… заложить кирпичом дверь…”
В Потешном дворце Кремля после 1917 г. располагался лазарет, а затем его отвели под жилье. В начале 1919 г. часть помещений занимал 1-й автомобильный отряд ВЦИК, подвалы и первый этаж — жильцы. По свидетельству очевидцев, в помещении бывшей домовой церкви Похвалы Богородицы, находившейся на верхнем этаже дворца, как на обычном чердаке, сушили белье.
В феврале 1919 г. отдел по делам музеев НКП обратился в управление московскими народными дворцами с просьбой освободить здание дворца и устроить в нем Музей старого Кремля. Однако ВЦИК ответил отказом 8. В первой половине 1920-х гг. в здании бывшего Потешного дворца проживали высокопоставленные советские чиновники с семьями. В 1921 — 1922 гг. в квартире № 11 жил председатель ЦРК РКП(б) В.П. Ногин, над ним нарком просвещения А.В. Луначарский.
Домовые церкви
В апреле 1920 г. управление Кремлем и домами ВЦИК распорядилось разместить в бывшей домовой церкви Петра и Павла мастерские пулеметных курсов. Музейный отдел НКП высказался против этого решения, мотивируя свою позицию тем, что в помещении церкви находился единственный в своем роде иконостас работы М.Ф. Казакова 10. Однако курсы какое-то время занимали указанное помещение, в котором позднее размещались художественная студия, скульптурная мастерская клуба сотрудников ВЦИК и, наконец, декоративно-художественная мастерская клубного отдела ВЦИК (по другим сведениям — клуба им. Я.М. Свердлова). 8 мая 1923 г. представители музейного отдела НКП, производя очередной осмотр Малого Николаевского дворца, обнаружили отсутствие иконостаса (иконы из него были изъяты раньше), а его обломки нашли в куче мусора на внутреннем дворе. Н.И. Троцкая обращалась в Президиум ВИК и НК РКИ, требуя наказания виновных, однако, вне зависимости от результатов разбирательства, уникальный иконостас, пострадавший, кстати сказать, в 1917 г. при обстреле Кремля, был безвозвратно утрачен.
Согласно постановлению Наркомата имуществ РСФСР от 29 октября 1918 г. дворец в Нескучном саду со всеми прилегающими постройками и инвентарем должен был перейти в полное распоряжение Московской горной академии. В здании Александрийского дворца предполагалось разместить геологический и метеорологический музеи, кабинеты и библиотеку. Однако отдел по делам музеев Наркомпроса высказался за создание во дворце Музея быта XVIII — первой половины XIX в. 28 декабря 1918 г. Александрийский дворец осмотрела комиссия музейного отдела НКП. Ее члены отметили хорошее состояние здания и предложили в восьми залах и комнатах второго этажа воссоздать дворцовый интерьер русского классицизма. В экспозицию предполагалось включить лучшие образцы мебели Александрийского дворца, а также других московских и подмосковных дворцов и усадеб. В девяти комнатах третьего этажа планировалось воспроизвести “обстановку провинциального характера”, разместив там же собрание картин, гравюр и эстампов. Шесть комнат первого этажа рекомендовалось отвести под библиотеку, читальню и буфет, для оборудования которых на месте имелось все необходимое.
Комиссия произвела осмотр и других построек в Нескучном и нашла, что здание бывшего манежа, приспособленного под зал для проведения митингов, следует использовать по прямому назначению или же отвести под занятия каким-либо другим видом спорта.
6 января 1919 г. Александрийский дворец осмотрела смешанная комиссия из представителей отдела высшей школы, музейного отдела Наркомпроса, комиссии по охране памятников Моссовета под председательством заместителя наркома просвещения М.Н. Покровского. В своем письменном заключении комиссия указала на нецелесообразность передачи дворца в ведение Горной академии и поддержала идею создания музея 14.
В том же 1919 г. музейный отдел НКП получил в свое распоряжение фрейлинский корпус и помещение бывшей гауптвахты (в октябре), а через месяц — Александрийский дворец. После этого начинается создание Музея мебели в стенах дворца. В акте обследования Нескучного сада от 10 мая 1924 г. также упоминался музей с коллекциями мебели и бронзы XVIII — XIX вв. ь
На заседании архитектурно-реставрационного отделения ЦГРМ 17 мая 1928 г. рассматривалась просьба Центрального музея народоведения о разборке поздних перегородок на третьем этаже дворца в Нескучном. Из этого факта следует, что в 1928 г. Музей народоведения занимал, по крайней мере, его верхний этаж. Что произошло с Музеем мебели — был ли он упразднен, слит ли с Музеем народоведения или продолжал существовать, занимая два первых этажа здания, — неизвестно.
Здание манежа в Нескучном оказалось предметом вожделений нескольких организаций. Официально он числился за музейным отделом НКП. В начале 20-х гг. в нем хранились кареты Елизаветы Петровны, Екатерины II, Павла I с росписями Ватто и Буше. Они занимали третью часть общей площади. Из опасения, что здание может быть отобрано отделом коммунального хозяйства Моссовета как малоиспользуемое, хранитель музея С.А. Родионов в письме от 9 февраля 1922 г. предлагал музейному отделу НКП организовать в пустовавшей части манежа чтение лекций по искусству и проведение концертов для жителей района 17. Однако как тогда, так и позднее наличие карет, имевших колоссальную художественную и материальную ценность, удерживало от попыток проведения в манеже массовых мероприятий.
В конце 1922 г. было принято решение о проведении в Нескучном саду Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки (ВСХВ). На это время Главному выставочному комитету (ГВК) передавались здания манежа, царской кухни, кавалерского и фрейлинского корпусов (первый — полностью, во втором — нижний этаж). Причем манеж собирались переоборудовать для показа театральных постановок и кинофильмов. Летом 1923 г. между музейным отделом НКП и ГВК ВСХВ велась оживленная переписка, заседали смешанные комиссии, устраивались осмотры манежа с привлечением представителей третьих организаций. Музейный отдел доказывал невозможность перевозки карет и устройства в манеже кинематографа. В качестве контрмеры президиум отдела 28 июля постановил “в срочном порядке организовать музей экипажей”. Городская пожарно-техническая комиссия, напротив, не нашла никаких препятствий для устройства в манеже Нескучного сада кинозала. Поэтому 10 августа 1923 г. коллегия Наркомпроса постановила “удовлетворить просьбу Главвысткома и вывести на время выставки все музейное имущество” из манежа. Однако вряд ли этот проект был осуществлен, так как в конце того же года выставка закрылась, а в начале следующего ГВК освободил большую часть предоставлявшихся ему помещений.
В 1925 г. у кого-то возникла идея использовать манеж под жилье. Комиссия из представителей Главнауки Наркомпроса и Управления пожарной охраны Москвы 26 октября 1925 г. осмотрела здание и пришла к выводу о непригодности его как для жилья, так и для устройства каких бы то ни было зрелищных мероприятий. Подписанный членами комиссии акт содержит сведения об использовании части помещения в качестве хранилища старинных карет и крупногабаритных экспонатов Центрального музея народоведения (каких именно — не уточнялось).
В следующем году родился проект передачи манежа под выставку Наркомздрава. Возможно, он не был осуществлен, поскольку ровно через семь лет, в марте 1933 г., был поднят вопрос о приспособлении манежа под театр и музей здравоохранения. Для этого намечалось разделить здание (в целях противопожарной безопасности) на две части тонкой бетонной перегородкой, которая, прорубив расписной потолок, должна была выйти через чердак на крышу 20. Сведений о реализации этого варварского проекта документы не содержат.
Большинство построек Нескучного сада в 20-е гг. использовалось под жилье. В кавалерском корпусе жили служащие 2-й городской больницы, в фрейлинском — Главного выставочного комитета, а затем музейного отдела НКП, в здании бывшей гауптвахты — комендант и служащие музея. По состоянию на 28 августа 1924 г. на территории Нескучного сада проживало 380 человек.
Здание бывшей царской кухни, одно время пустовавшее, после ремонта музейный отдел НКП передал Центральному музею народоведения под запасное хранилище. Остальные строения, находившиеся в пользовании отдела коммунального хозяйства Моссовета, занимали ветеринарная лечебница, оранжереи и другие учреждения.
Отсутствие единого хозяина, недостаточное финансирование, передача строений во временное пользование, бесконтрольное приспособление исторических зданий новыми владельцами сообразно их потребностям приводили к нарушению единого архитектурного комплекса ансамбля, обветшанию построек, одичанию этого некогда дивного уголка Москвы. “На посещающих парк… картина такого… разрушения, — писал 9 июня 1926 г. архитектор музейного отдела Наркомпроса С.Ф. Кулагин, — производит впечатление безотрадное: запущенности и захолустья. Такой же запущенностью веет и от парковых великолепных самих по себе архитектурных творений великих мастеров-зодчих. Заколочен и совершенно необитаем Летний домик — “эта очаровательная архитектурная игрушка”, так живописно поставленная на самом обрыве к Москве-реке; колонны его разрушаются, стены размываются, водосточные трубы существуют только сверху до половины; стекла в дверях и окнах выбиваются… Так называемый Ванный павильон не имеет ни окон, ни дверей, крыша вся проржавела, не красилась много лет, водосточных труб наполовину нет, и стены разрушаются. В довершение неприглядности этого бывшего поэтичного уголка Елизаветин пруд в настоящее время спущен, и вместо него — грязная яма, по дну которой жалкой струйкой бежит вода от родника из-под павильона” 23. Комментарии, как говорится, излишни.
Петровский дворец
Перешел в ведение отдела по делам музеев Наркомпроса в ноябре 1919 г. О характере его использования музотделом сведений не обнаружено. Известно лишь, что в 1922 г. в нем проживали 4 служащих отдела.23 мая 1922 г. было принято решение о передаче дворца Главному управлению ВВФ (ГВФ) под размещение Академии воздушного флота им. Жуковского. Протокол заседания комиссии, состоявшей из представителей передающей и принимающей сторон, зафиксировал условия передачи здания. На первом этаже предписывалось разместить канцелярию, аудитории, чертежную, лаборатории и другие служебные помещения. На втором — научные кабинеты (без права проведения лабораторных работ), музей или выставки, библиотеку. При этом дворец должен был остаться в ведении музейного отдела НКП, за которым сохранялось несколько комнат под канцелярию и хранилища художественных ценностей ъ.
Однако вместо академии во дворце разместились служащие опытного аэродрома и других подразделений ГВФ, что не замедлило сказаться на состоянии здания. Архитектор музейного отдела НКП Н.А. Пустаханов 19 декабря 1922 г. отметил в своей докладной записке следующие факты: главная мраморная лестница занесена снегом, загрязнена пищевыми и другими отбросами; подвал превращен в отхожее место; деревянные полы в подвале, оконные рамы и переплеты на чердаке выломаны и, видимо, использовались как топливо; в круглом зале оборудован деревянный помоствираж для тренировки велосипедистов; в нижнем этаже, откуда незадолго перед осмотром выехал 5-й танковый отряд, пробит паркетный пол, оторваны дверные ручки, печные дверцы и т. д.; в бывшем кухонном корпусе, где размещались плотники опытного отряда авиапарка, разбито и поломано все оборудование.
Вероятно, музейный отдел Наркомпроса обращался с жалобами в соответствующие инстанции, т. к. в марте 1923 г. комиссия по разгрузке Москвы постановила передать Петровский дворец в ведение Академии воздушного флота. 26 мая того же года между музейным отделом НКП и академией был подписан договор, согласно которому академия получала дворец в пользование сроком на три года. Архитекторы музотдела должны были следить за тем, чтобы “все работы по приспособлению, ремонту и переделке дворца” не нарушали его наружный и внутренний вид.
“Приспособление” придворцовых построек началось летом 1923 г. без согласования со специалистами музотдела. В актах от 9 и 24 октября 1923 г. отмечено, что в ходе ремонтных работ растесывались или закладывались оконные и дверные проемы, прорубались новые, повышался или понижался уровень полов и т. д. Так например, северные конюшни переоборудовались под слесарные мастерские, каретные сараи — под столярные, в проезде между сараями и конюшнями устанавливалась силовая станция, бывшая дворницкая предназначалась под кузницу, а погреба — под литейную, южные конюшни и сараи перестраивались под мотоавтомобильную лабораторию. Поскольку большая часть работ к концу октября 1923 г. была выполнена, музейному отделу НКП пришлось согласиться со всеми переделками. Надо сказать, что в дальнейшем академия извещала отдел о предстоящих работах заблаговременно 28.
Древнейшая вотчина русских царей — Коломенское — в начале 1920-х гг. представляла безотрадное зрелище. П.Д. Барановский докладывал 22 августа 1922 г. на заседании архитектурно-реставрационного отделения ЦГРМ следующее: весь ансамбль находится в ведении треста (какого — не указано); в историческом здании XVII — XVIII вв. трест занимает верхний этаж, в нижнем, бывшей строительной конторе, находились собранные для реставрации экспонаты, которые ныне выброшены на улицу; в другом историко-архитектурном памятнике устроены конюшни; на дрова спилены многие деревья, в том числе дуб Петра Великого; управление имением чинит препятствия для проведения экскурсий 29.
Следующий документ — постановление совещания управления землеустройства и мелиорации Наркомзема от 6 декабря 1924 г. — свидетельствует о значительных переменах, произошедших за два с лишним года. В ведении Наркомпроса была уже значительная часть территории бывшей усадьбы с историческими зданиями и парком, а также Дьяковское кладбище. Фруктовым садом и находившимися на его территории постройками владело управление фермами и огородами. Музейный отдел НКП ходатайствовал о передаче ему имения со всеми угодьями. На совещании было вынесено постановление о передаче музотделу всех земельных площадей Коломенского, за исключением фруктовых садов как помологического рассадника. Тем же документом управление фермами и огородами обязывалось выплачивать некоторую сумму из доходов от садов (по договоренности Наркомзема с Наркомпросом) на содержание Государственного музея в Коломенском.
Однако 3 апреля 1925 г. комиссия ВЦИК по концентрации имущества постановила “оставить за управлением фермами и огородами безвозмездно всю площадь земли, на которой в прошлом и текущем году велись агрокультурные работы”, одновременно “в исключительном пользовании” управления сохранялись все помещения, “которые до сего времени были заняты рабочими управления”. Правда, комиссия распорядилась выделить необходимые служебные помещения для обслуживающего персонала местных музеев, реставраторов и выставки исторических предметов. Таким образом, древние приказные палаты продолжали использоваться под конюшни, о чем Главнаука не замедлила просигнализировать в комиссию по учету музейного имущества при ВЦИК. Это обращение имело благоприятные последствия. В протоколе заседания архитектурно-реставрационного отделения ЦГРМ от 12 января 1926 г. содержатся сведения о начале восстановительных работ в приказных палатах. Позднее они использовались в музейных целях; в 1931 г. в них была развернута экспозиция “Техника строительного дела в Московской Руси” 30.
По архитектурному комплексу Царицыно сведений сохранилось очень мало. Вероятно, незавершенность баженовских построек отпугивала потенциальных пользователей. Интерес представляет информация, содержащаяся в протоколе заседания архитектурной секции ЦГРМ от 7 апреля 1931 г. С.Ф. Кулагин, докладывая о результатах осмотра кавалерского корпуса, сообщал о намерении Ленинского райисполкома использовать его в служебных целях. Для этого предполагалось расширение оконных проемов на всех этажах. Секция постановила сохранить архитектурный облик здания.
Содержащаяся в архивных документах информация, во многих случаях отрывочная, несопоставимая и труднопроверяемая, в целом предоставляет возможность проследить направления использования московских царских дворцов в послереволюционный период отечественной истории.
Паспорт содержит историческую справку о памятнике — наименование, местонахождение, сведения об утратах, перестройках, реконструкциях, реставрациях, техническом состоянии конструкций, стен, покрытий, потолков, дату и номер документа о принятии на государственную охрану, библиографию и др. Сюда же включены генеральные планы дворцов, поэтажные планы и обмеры, фотографии фасадов и интерьеров всех строений и т. д. К сожалению, среди дворцовых комплексов Москвы, еще не имеющих паспортов, оказались Головинский, Екатерининский, Лефортовский, Александровский в Нескучном, Большой Кремлевский дворец. Наиболее полно представлены комплексы документов по Петровскому путевому дворцу (12 паспортов), Слободскому дворцу, усадьбам в Коломенском (11 паспортов), Измайлове, Царицыне (24 паспорта). Паспорта на коломенский и царицынский комплексы дополнены фотографиями, коллекциями газетных вырезок, актами обследований, перепиской с различными организациями и т. д. Паспорта на усадьбу Измайлово 1984 г. хранят эскизные проекты 1974 г. реставрации передних ворот государева двора и других памятников.
В качестве иллюстрации приведем два примера. В одном из паспортов Слободского дворца от 1992 г. читаем: “В советское время здание было значительно увеличено сооружением целого ряда корпусов со стороны двора. К боковым крыльям и флигелям пристроены здания, которые вместе с возведенным вдоль берега Яузы закругленным крупным корпусом образовали обширный комплекс с несколькими внутренними дворами. В 1953 — 1957 гг. во время ремонта здания поновлена штукатурка фасадов и окраска стен, очищен белокаменный цоколь и колонны полуротонды на парковом фасаде, восстановлены утраченные части скульптурной группы на главном корпусе и окрашена ограда”.
Из паспорта на ансамбль Петровского путевого дворца мы узнаем, что в нем “утрачены все парковые павильоны, театр, пруд. Структура парка и основные аллеи сохранились. Большинство из них превращены в асфальтированные автодороги. На круглой площади разбиты цветники и поставлен бюст космонавта Комарова. Дворы ансамбля заасфальтированы. На переднем дворе разбита клумба, на заднем — устроена спортплощадка. К восточной стене служебного двора пристроен корпус. Сильно искажены позднейшими пристройками конюшенные дворы. Реставрационные работы по петровскому дворцу проводились ЦНМР МК СССР. Автор проекта — архитектор В.И. Федоров. Работы по фасадам проводились в 1953 г., по интерьерам главного корпуса — в 1972 г. Работы носили характер общего реставрационного ремонта. Фасадные работы не отличаются высоким качеством исполнения. Неудачным опытом следует признать замену утраченного белокаменного и керамического декора деталями из бетона. К настоящему времени эти детали сильно обветшали. Раскрыто и восстановлено решение ансамбля на вторую половину XIX в.”
В целом, документы о московских дворцах, хранящиеся в управлении по охране культурного наследия, могут послужить делу их исследования и сохранения.
