Концептуалисты выступали против безликой серости, в которую загонял советскую архитектуру бюрократический аппарат. Движение возникло, чтобы сохранить духовный потенциал профессии, уберечь ее от культурного обнищания, вернуть ей самосознание и репутацию не только утилитарной, но и художественной деятельности. К таким целям — по убеждению «бумажников» — можно было двигаться только в сфере образотворчества, свободного от давления утилитарности и регламентации. Концептуальная архитектура стала формой самосохранения некоего генофонда профессии до времени, когда сложатся условия ее полноценной реализации. При всем разнообразии конкретных программ бумажной архитектуры, ключевое место занимает в них проблема исторического времени и того, как развертывается в нем культура.
Наиболее последователен в своем историзме среди «бумажников» М. Филиппов, противопоставивший «современному» не конкретность неких моментов истории, но «несовременную» архитектуру вообще, «художественную систему возможного, проверенного веками, просто красивого»59. Его акварельные листы изображают фантазию без утопии, ностальгическое воспоминание о Золотом веке, вытолкнутом за пределы реальности экспансией современного.
С жутковатой убедительностью показывают неуютный парадоксальный мир офорты А. Бродского и Л. Уткина. Это уже визуализированные философские размышления, в которых изображения архитектуры используются как знаки или метафоры. Их странный мир по-своему историчен; он знает обреченность «несовременного». О ней — офортный лист «Музей исчезнувших домов» (1986); громадная клетка колумбария, в его ячейках — дома. Уютно обжитые, несовременные. Среди кубической пустоты висит могучее тело «шар-бабы» — их неотвратимая судьба.
И. Галимов изображает «Город-виадук» (1988) как Парфенон. Образ, однако, складывается из элементов, которые сами — изображения построек (метод, аналогичный тому, что использовал итальянский живописец XVI в. Д. Арчимбол- до). Синтез привычного образа из элементов, обладающих внутренней самостоятельностью, провоцирует специфические слои значений, заставляя по-новому задуматься о соотношении конкретного явления и потока развития, в результате которого оно возникло.
Феномен «бумажной архитектуры» восьмидесятых, исчерпав себя, завершился с концом десятилетия и распадом Советского Союза. Он сыграл свою роль, закрепив ценностные ориентиры художественного качества и отделив их от реальной деятельности, в которой они могли не выжить. Во многом благодаря ему был сохранен художественный потенциал, который оказался востребован в условиях нового этапа исторического развития.
В восьмидесятые годы архитектура советских республик оставалась сложным, но единым явлением. Уже не изолированная от мирового архитектурного процесса. она все-таки продолжала быть обособленной и развивалась по особому пути. Профессиональные связи и обмен идеями в ее пределах сохраняли свое значение практически до осени 1991 г., когда распалось единое государство и каждая из республик пошла своим путем — в том числе и в архитектурно- строительной деятельности. Еще раньше распалось содружество социалистических государств, в рамках которого единая линия развития архитектуры уже и в начале десятилетия становилась все более условной.
