Бурные изменения в укладе жизни высших слоев общества в начале XVIII в., вмешательство государства в церковные дела не могли не отразиться на судьбе дворца Алексея Михайловича. Нельзя сказать, что Петр вовсе не обращал внимание на обитель, к которой благоволил его отец, но интерес этот был сугубо утилитарный. Царя монастырь интересовал только в качестве источника средств для преобразований, и в такой ситуации дворец, являющийся частью другой эпохи, воспринимался им как обуза, о которой до времени можно было забыть в череде более неотложных дел. Последствия такого отношения красочно описаны в челобитной архимандрита Силивестра от марта 1718 г.: “…Строение… обветшало, кровли и своды разваляются, а построить нам не на что, определено нам… на всякий год по сту по двадцати одному рублю и девяти алтын… и о том били челом чрез шесть годов, и не выдано и отказано…” Челобитная имела под собой основания, ведь последнее пожалование царя Петра монастырю относилось к 1699 г., хотя, возможно, краски несколько сгущены. Кроме этого, Саввино-Сторожевский монастырь по указу Петра обязывался вместе с другим монастырем составить “кумпанство” и на свои средства построить галеру для Азовского флота.
В правление Петра дворец пришел в запустение, не реконструировался, а тем более не перестраивался. Вплоть до восшествия на престол Елизаветы Петровны из высочайших особ его посетила в 1729 г. только великая княгиня Евдокия Федоровна. По доношению архимандрита Досифея при пожаре летом 1729 г. дворец сильно пострадал и требовал ремонта: “…На каменных палатах, которые были построены для пришествия императорского величества фамилии, кровля и в них подволоки и полы… все сгорело и ныне стоят не покрыты и от дождя и от снега нижние своды повреждены”.
В результате осмотра была составлена смета, в которой, впрочем, очень мало говорилось о внутреннем убранстве покоев. По ней было зафиксировано во дворце 12 палат, 6 комнат и 11 сеней. Две палаты существенно превосходили остальные в размерах: одна из них, столовая, имела 13, другая, назначение которой не указано, 10 окон. Кроме того, в смете упоминалось 10 крылец, подлежащих ремонту и замене, два из них имели выход на оградную стену. Внутренняя отделка, предполагавшаяся в смете, была одинакова для всех основных помещений, независимо от их функционального назначения. Везде намечалось установить лавки, отделать окна и двери. В связи с готовящимися ремонтными работами в 1731 г. монастырь не отправил в Коллегию экономии доимочных денег. После неоднократных напоминаний и приездов нарочных в монастырь деньги на ремонт, наконец, выдали, но гораздо меньшую сумму, чем ожидалось. Несмотря на составленную смету и нерегулярные выплаты в Коллегию экономии, восстановление дворца Алексея Михайловича затянулось.
Елизавета Петровна посещала монастырь в 1740 и 1749 гг. В последний приезд обители было пожаловано 2 тыс. руб., из них половина — архимандриту. Это вселило некоторые надежды на поворот к лучшему, но казна не собиралась выпускать из своего поля зрения доходы монастыря. На протяжении царствования Елизаветы саввинские архимандриты не раз обращались в Синод с просьбами о выделении денежных сумм на ремонт построек.
К нуждам обители Елизавета Петровна безусловно проявляла большую заботу, нежели ее предшественники; монастырю были возвращены некоторые владения, но далеко не все челобитные встречались благосклонно. Так, на челобитную архимандрита Кариона об отдаче на возобновление монастырских ветхостей оброчных денег за рыбные ловли последовал отказ: “…Доходов в Саввино-Сторожевский монастырь отдавать не надлежит… Палаты для пришествия ее императорского величества надлежит покрыть в два теса подрядом… На строительные работы выдать монастырю в 1746 и 1747 годах по 1 000 рублей из доходов канцелярии”.
Изменился сравнительно с XVII в. и характер приездов монаршей особы в монастырь. Как свидетельствует камер-курьерский журнал, посещение монастыря в 1749 г. было весьма кратко: “…13-го числа июля ее императорское величество из села Знаменское изволила шествие иметь, по утру в 12-м часу, в город Звенигород, в Савин монастырь… и не доходя Савина монастыря изволила кушать обеденное кушание. После обеденного кушания по отдохновении изволила шествие восприять в Савин монастырь и в монастыре изволила указать служить мобелен чудотворцу, и по молебне из Савина монастыря изволила шествие воспринять в Воскресенский монастырь…” 7 Это скорее дань вежливости связанным с царской фамилией местам, нежели приход на богомолье.
Не видно и столь характерного для XVII в. усердия монарших особ по благоустройству монастыря. В царствование Елизаветы Петровны дворец так и не был окончательно отремонтирован. В 1757 г. настоятелем был назначен придворный проповедник Гедеон Криновский. Даже несмотря на такую благоприятную для Саввино-Сторожевского монастыря ситуацию, это не продвинуло вперед дело восстановления дворца. Обитель оказалась слишком далека от привычного высшему сословию мира Петербурга. Неудивительно поэтому, что Гедеон большую часть времени находился в столице.
Заботы о восстановлении дворца достались в наследство Екатерине II, которая впервые посетила монастырь после коронационных торжеств в Москве 1762 г. Эхо грандиозных проектов в области архитектуры, отличавших правление Екатерины II, докатилось и до Звенигорода. Дело не закончилось отделкой дворца Алексея Михайловича в 1775 г. на средства императрицы. Согласно новому замыслу, разработанному архитектором Н. Леграном в 1778 г., предполагалось построить двухэтажное здание нового дворца. Для этого нужно было снести всю восточную и часть старых построек. К счастью, этот проект не был осуществлен. Чертежи предполагаемой загородной резиденции императрицы были забыты, а в стенах дворца ненадолго разместилась семинария.
Дворец в том виде, в каком он предстает на планах 1778 г., сохранил ряд особенностей архитектуры, зафиксированных в описи 1730 г. Так, сохранилась старая планировка, переходы, соединявшие дворец с ходовой частью монастырских стен.
Подводя итог, можно отметить, что дворец Алексея Михайловича в Саввино-Сторожевском монастыре уже не был местом приездов на богомолье и предметом постоянных забот монарших особ. Хлопоты по поводу ремонта связаны скорее с необходимостью восстановления после пожара, а не с целью сделать дворец пригодным для приездов монархов и их свиты. Опись 1730 г. показывает, что при перестройке даже не предполагалось обставлять его в духе новых модных веяний. Дворец не мог уже удовлетворять требованиям загородной резиденции монарших особ в первую очередь потому, что никогда таковой не являлся. Не случайно по плану Н. Леграна предполагалось выстроить новый дворец, а не переделывать старый. В конце XVIII в. встал вопрос: или выстроить загородный дворец на месте монастыря, или навсегда отказаться от его использования для приездов царской фамилии, а поддерживать лишь как здание, построенное их предками и несшее на себе зримый отпечаток времени.
Экспозиционный показ залов, посвященных Елизавете Петровне и Екатерине И, предполагает восстановление свойственного эпохе интерьера. Зал, посвященный Елизавете Петровне, возможно представить через личность настоятеля монастыря Гедеона Криновского. В экспозиции предполагается использовать, помимо изображений Гедеона и Елизаветы, иконы XVIII в., картины итальянской школы на религиозные сюжеты, аналой, парчевую фелонь. Главная тема зала, посвященного Екатерине, должна быть увязана с многочисленными проектами ее правления и их отражении на судьбе Саввино-Сторожевского монастыря и Звенигорода. Это прежде всего копии планов дворца Леграна, регулярной застройки Звенигорода, Генерального межевания уезда, копии указов Екатерины II, ее Наказа Уложенной комиссии, в работе которой от Звенигорода участвовал купец Ф. Стариченков.
